Остановить революцию было нельзя — но можно было вставить ей несколько палок в колеса. Палеолог с гордостью мог отметить, что самую крепкую нашел все же он, как ни плохо его ценили Альбер Тома с братией. Уже 15 марта, в день отречения Николая, он писал о «молодом депутате Керенском, самом активном и решительном из организаторов нового режима. Он имеет большое влияние на Совет. Мы должны попытаться завоевать этого человека для нашего дела. Он один может внушить Совету, как необходимо продолжать войну и поддерживать союз (с Антантой. — М.П.). Я поэтому телеграфирую Бриану (тогдашний премьер. — М.П.), чтобы внушить ему мысль о немедленном обращении французских социалистов, через Керенского, к социалистам русским, с воззванием к их патриотизму».
«Керенщину», как видим, не труднее было предугадать и понять, чем диктатуру пролетариата и социализацию земли — и приход к власти Ленина. Нужно было только смотреть не глазами обманутого буржуазными газетами обывателя, а глазами человека, профессия которого состоит в том, чтобы обманывать других.
Диктатура пролетариата «де-факто» была уже на лицо 12 марта 1917 года. Ей восемь месяцев понадобилось, чтобы завоевать себе «де-юре». Но зато это «де-юре» она сама себе создала, не обращаясь к кадетским учебникам.
