Очерки по истории революционного движения в России XIX и XX вв - [32]

«Не представляя западно-европейской оторванности от земледельческого класса, наши городские рабочие одинаково с западными составляют самый подвижной, наиболее удобовоспламеняющийся, наиболее способный к революционизированию слой населения».

Дальше следует совершенно народническая фиоритура. «Благодаря этому они являются драгоценными союзниками крестьян в момент социалистического переворота».

Тут еще народник в Плеханове сказывается. Но те практические меры, которые он предлагает, пророчески освещают перед нами всю будущую историю рабочего движения. Прежде всего самые методы организации:

«Организуйте массу для борьбы путем борьбы и во время борьбы, только таким образом вы создадите в ней самодеятельность, самоуверенность и стойкость, каких она не имела до сих пор, и благодаря отсутствию которых десяти городовых бывает часто достаточно, чтобы разогнать и навести ужас на целую толпу рабочих».

Главная ваша цель, говорит он, агитация в массах. На какой же основе?

«Масса существенно, кровно заинтересована прибавкой или уменьшением заработной платы, большей или меньшей прижимкой хозяев и мастеров, большей или меньшей свирепостью городового. А социалисты разводят перед нею разные теории, призывают ее к развитию и образованию и т. п. вещам, сводящимся иногда к чтению лекций о каменном периоде или о планетах на небесах. Как может относиться масса к подобным людям? Она только видит в них нечто отличное от себя, думающее не в унисон с нею, иногда насмешливо задевающее ее верования и надежды, говорящее даже несколько иным языком; но какой-нибудь пользы для себя она не видит, не видит даже их желания быть полезными, потому что не понимает, каким образом сведения о каменном периоде могут привести к устранению чересчур придирчивого табельщика».

Таким образом агитация должна опираться на повседневные нужды рабочего класса. Товарищи, те из вас, которые, хотя бы в общих чертах, знают историю нашей партии и нашего рабочего движения, — те, конечно, помнят, какое колоссальное значение в 90-х годах имела брошюра «Об агитации», где как раз и ставился вопрос об организации массы для борьбы в первую голову на почве повседневных интересов рабочего класса. Так вот идея этой брошюры об агитации была налицо в плехановских писаниях даже не народовольческого, а землевольческого периода, раньше появления «Народной Воли».

Агитация — путь воздействия на массы, говорит Плеханов, «агитационный путь воздействия на массу дает гораздо более плодотворные результаты и гораздо скорее ведет к цели, нежели практиковавшийся, так сказать, до вчерашнего дня способ влияния на отдельных личностей».

Мало того, что он предсказывает брошюру об агитации, — он предсказывает и ту форму, которую должно принять рабочее движение в русской самодержавной обстановке:

«Вытекающие отсюда трудности расширения организации должны вознаграждаться исключительными способностями и преданностью к делу со стороны лиц, посвященных в ее тайны; «страшная тайна и величайшее насилие в средствах» составляли отличительную черту английских рабочих союзов до 1824 года, и ни один мыслящий человек не упрекнет организацию за неразборчивость в средствах, когда она увидит себя вынужденной на насилие отвечать насилием...».

Дальше землеволец, опять берет верх в Плеханове, и он рисует себе насилие рабочего класса в интеллигентско-мелкобуржуазной форме террора. Но как бы то ни было, идея боевой и конспиративной рабочей партии, идея будущего большевизма, намечена в этих строках достаточно ясно.

Итак, основная идея революционного рабочего движения была формулирована Плехановым еще в «Земле и Воле», в статьях, написанных в конце 1878 года и опубликованных в самом начале 1879 года. Это для нас ценно, потому что лишний раз подчеркивает, что к своей пролетарской революционной позиции Плеханов шел не от книжки, как изображает Дейч, как изображали до сих пор, а от действительной жизни, от той реальной борьбы, которая происходила на его глазах. Плеханов марксистом сделался, не изучая Маркса в подлиннике, как думает Дейч, а наблюдая в подлинном виде рабочее движение, и только это рабочее движение, конечно, и натолкнуло его на чтение и изучение Маркса. Этот факт чрезвычайно полезно запечатлеть в своем сознании прежде всего из методологических соображений, — чтобы понять, как возникает идеология: идеология возникает всегда на почве определенной действительности[4-1].

Я теперь перехожу к методам действия, которые связаны с другим революционным ответвлением конца 70-х годов, т.е. с теми группами, которые ориентировались не на рабочий класс, по крайней мере не главным образом на рабочий класс, а ориентировались главным образом на буржуазию.

Что толкнуло на террор тогдашних революционеров? Почему они занимались с нашей точки зрения совершенно нелепым истреблением начальствующих лиц и охотой за царем, вместо того, чтобы вести массовую агитацию? На это один из них, тот же цитированный мною прошлый раз Тихомиров, дает, по-моему, совершенно удовлетворительный ответ. Ответ этот заключается вот в чем. В половине 70-х годов, движение достигло такой температуры, что ограничиться разговорами революционеры не могли; они должны были как-то начать действовать. Но как может начать действие группа в несколько сот человек? Вы скажете, что они могли бы обратиться к рабочей массе и двинуть ее на революцию. Но вы видели, что даже в Петербурге, — а это был центр революционного движения, — рабочая масса стояла на таком уровне, что ее приходилось подвигать на шествие к наследнику. Очевидно, что опереть на рабочую массу такой степени сознательности революционное движение, революционную борьбу было нельзя. Крестьяне? Крестьяне, конечно, базой для революционного движения служить могли еще в меньшей степени, чем рабочие. Что же оставалось делать? Оставалось действовать самим. А сами — это, повторяю, были несколько сот человек. По подсчетам Тихомирова, вокруг Исполнительного Комитета группировалось около 500 человек. Эта цифра довольно надежная, поскольку Тихомиров хороню, конечно, знал все внутренние дела Исполнительного Комитета «Народной Воли». Эти пятьсот человек, в силу чисто объективных условий, ничего другого, кроме партизанской борьбы с правительством, предпринять не могли. Они, повторяю, были осуждены на то, чтобы или говорить слова, которые явно никакого действия не производили и их самих не удовлетворяли, или что-то сделать при помощи каких-то частичных выступлений партизанского характера, которые в конце концов и отлились в систему террора. Навстречу им в данном случает пошла техника. Как раз семидесятые годы — это первый расцвет сильно взрывчатых веществ. Это был период появления нитроглицерина, динамита, пироксилина и т. д. Мы знаем из воспоминаний о Желябове, как на него, на этого вождя «Народной Воли», производило прямо чарующее впечатление видеть, как кусок динамита, небольшой кусочек вещества, который в добавок можно приготовить дома, кустарными способами, производит в буквальном смысле слова оглушительный и страшно разрушительный эффект. Динамит таким образом сделался тем техническим средством борьбы, которое могло сделать партизанскую тактику страшной и действительно сделало ее страшной: едва не взлетел на воздух царский поезд, отчасти взлетел на воздух царский дворец и в конце концов взлетел на воздух сам царь.