Очерки о проклятых науках. У порога тайны - [127]
Но, независимо от крупного теософского движения, центром которого была Германия, множество необыкновенных личностей, облеченных секретными миссиями, разъезжали по всей Европе, изумляя ее столицы; затем почти все они переносили свое загадочное великолепие и свою подозрительную популярность в Париж. В первую очередь заслуживают упоминания граф де Сен-Жермен и Джузеппе Бальзамо (позднее ставший графом де Калиостро). Оба были послами, по словам Каде де Гасикура, или, если угодно, международными миссионерами, которым было специально поручено установить эффективное сообщение между различными предметами: Сен-Жермен был посланником Парижа; Калиостро — Неаполя[441].
Всем известны та популярность, которой пользовались эти личности, и тот восторг, который они вызывали, благодаря ловкости или знанию, вздымая пыль своими роскошными экипажами.
В том, что их шумно приветствовал необразованный люд, наивный поклонник всех авторитетных людей — начиная с дантистов в ярмарочных костюмах и заканчивая генералами в парадных мундирах, — нет ничего, что могло бы нас удивить; но то, что в самом XVIII столетии скептический и насмешливый свет, находивший ежедневное удовольствие в Вольтере, д’Аржане и Дидро, радушно принимал, холил и расхваливал людей, конечно, выдающихся, но шагавших в окружении сомнительных чудес, манеры которых, какими бы «хорошими» и галантными они ни были, сохраняли привкус откровенного шарлатанства и необычайной дерзости — вот что поразительно!
Но это сущая правда. Сен-Жермен, рассказывая мелодичным и всегда ровным голосом о своих беседах с Пифагором, Вергилием и Иисусом Христом, конечно, не мог не понравится; и когда его пальцы, унизанные перстнями, пробегая по клавишам клавесина, будили в глубине инструмента необычные и пронзительные архаические аккорды, если на безмолвный вопрос какой-нибудь прекрасной герцогини он бросал самым естественным тоном такой, по меньшей мере, странный ответ: «Этот мотив, мадам, я записал в 2008 году до Рождества Христова, в городе Уруке, ухаживая за юной принцессой Халдеи», все изумлялись, но никто не совершал бестактности, ставя под сомнение правдивость рассказчика.
Для того чтобы узнать, кто он, следовало бы стать им самим.
Что уж говорить о знаменитых ужинах Калиостро, за приглашения на которые боролись самые знатные придворные вельможи; об этих фантастических ужинах, на которых голос Великого Копта населял залу во время десерта зримыми душами с трепещущими крыльями и усаживал справа и слева от герцога Ришелье Семирамиду и Клеопатру, воскрешенных во всем очаровании своей сказочной красоты?
Волшебство, наваждение, некромантия, как знать?.. Ах, извините, я забыл, что вы об этом знаете, любезный читатель: внушение, не так ли?.. Вот именно, благодарю вас! Итак, самое скептическое, самое надменное и самое учтивое общество в мире повиновалось внушениям всяких Калиостро и Сен-Жерменов.
Но пока высшее парижское общество, убаюканное чарами этих знатных вельмож оккультизма, предавало себя в их руки с обреченностью отдающейся женщины, Сен-Жермен первым организовывал в тайне завтрашние шумные клубы и «оплодотворял» своим неиссякаемым золотом грядущий мятеж — способный насильственным путем свергнуть власть короля; с другой стороны и чуть позже, инфернальное предвидение божественного Калиостро затевало смелую интригу — способную путем подозрения лишить чести и престижа королеву.
Великому Копту стоило только захотеть, чтобы проникнуть в придворное общество; в это время он создавал свое Египетское масонство, власть которого благосклонно принимала маленькая принцесса де Ламбаль по категорическому приказу Марии-Антуанетты. Бедная королева! Ее наперсница и близкая подруга была отныне помечена, заклеймена тайным знаком Калиостро: L. Р. D. — инициалами, толкование которых предлагало три смысла, словно бы речь шла о каббалистическом иероглифе. В отличие от обычной экзегезы эзотерических символов, иерофант охотно раскрывал два высших значения: превосходное[442] — Liberte de Penser (Свобода Мысли) — это утверждение независимой инициативы в сверхчувственном порядке; и сравнительное — Liberte, Pouvoir; Devoir (Свобода, Власть, Долг) — это тернер в нравственном порядке. Но он тщательно скрывал существование низшего, положительного смысла: здесь-το таился главный секрет Ордена, социально-политический аркан Неотамплиеров, приговор, вынесенный около пяти столетий назад наследникам Филиппа Красивого: Lilia pedibus destrue, «растопчи ногами лилии».
Расскажем по поводу этого цареубийственного девиза и в подтверждение его древности один поистине убедительный исторический эпизод: «Депутат Грегуар представил Конвенту медаль, отчеканенную в 1642 году: с одной стороны на ней изображена рука, выступающая из туч и скашивающая три лилии острым мечом. Надпись гласит: Talem dabit ultio messem (такова жатва, которую принесет месть). На обратной стороне другая рука поражает молнией разбитые корону и скипетр со словами: Flamma metuenda tyrannis (при виде этого огня тираны затрепещут)»[443].
Тот, чье могущество заставило выйти из-под земли Цветок, более славный, нежели все другие, приведет к тому, что в своё время и в своем месте он высохнет и загниет: вот что случится с Тобой, нынешняя Полевая Лилия! Завтра, как говорит Христос, Ты будешь брошена в печь… это означает, что ты уйдешь в одиночество, гибель и изгнание; и в этом всеобщем и беспримерном уничижении Ты будешь смирена воспоминанием о минувших годах. Благодаря благоразумию и страху перед Господом, Ты могла бы сделать свое положение стабильным и цветущим; но Твое собственное лукавство привело Тебя к гибели, и вот Тебе надлежит выйти из того места, в которое Ты вошла.
