Очерки на разных высотах - [28]

Однако же зачем я обо всем этом вспоминаю в своем очерке на совсем другую тему? Все эти перемены свершались у нас на глазах в течении каких-то 5—8 лет, и неудивительно, что это было время ожиданий еще большего просветления нашей жизни. В те далекие года мы все были отчаянными романтиками. Как я помню, тогда нас совершенно заворожила романтика Александра Грина, в особенности еще и потому, что наш бард (а какие романтики без бардов?) Ира Руднева написала целый цикл песен на темы Грина, и они тогда широко разошлись по всей «бродячей» Москве. Именно тогда она сочинила и такую, можно сказать, программную песню, которая нам особенно полюбилась:

Нам суждено не стариться с годами,

Нас от седин хранит морская соль.

Наш белый бриг алеет парусами,

И льется песня: «Жди меня, Ассоль!»

В дожде и дыме не видать лазури —

Что ж, паруса быстрее поднимай:

Ведь где-то там у синих вод Теллури,

Под синим небом ежедневно — май…

…

Но если нас уговорят поверить,

Что жизнь возможна без морей и гор,

Сорвем друг с друга голубые перья

И вновь рванемся в штормовой простор.

Никто из нас не станет знаменитым,

Но отчего ж не повидать во снах

Бомбей, Сантьяго, Санто-Доменико —

Мечту о джунглях, штормах и морях.

Тогда для нас удивительно манящим казался мир первооткрывателей, таких как Тур Хейердал, рассказавший о своем трансокеанском «Путешествии на Кон-Тики», Антуан Сент-Экзюпери с его возвышенной человечностью «Маленького принца» и «Ночного полета» и, конечно же, близкий нам Морис Эрцог, описавший в героической эпопее «Аннапурна — мать богов» первое восхождение на восьмитысячник в Гималаях. «Есть и другие Аннапурны в жизни людей…» — так заканчивалась эта книга, и слова эти были особенно близки для тех, кто прочел эту книгу в молодом возрасте, и для нас, в особенности.

Свидетельствуя обо всем этом, могу вспомнить, что в 1960 г во время экспедиции на Памир красивейшую вершину у перевала Абдукагор мы назвали пиком Экзюпери, а той же осенью во Францию в адрес Мориса Эрцога была отправлена коллекция камней, собранных в том районе. Не забыли мы в тот год и про Александра Грина, именем которого была названа одна из вершин высотой 6300 метров в самых верховьях ледника Федченко.

Почти каждое лето, на протяжении более 15 лет, команда альпинистов СКАН'а ездила в горы. Наши сборы представляли собой несколько особое явление и вот в каком отношении. Обычно при отборе участников альпсборов руководствовались принципом: «Горы для сильных!», что само по себе не могло вызывать особых возражений. Такой, чисто спортивный, подход был характерен, к примеру, для альпсекции МВТУ, где тренировки проводились с жесткой безжалостностью Дарвиновского естественного отбора. Мы, конечно, соглашались с необходимостью интенсивных тренировок и тщательного подхода к составу спортивной команды, но при этом никогда не было так, что на наши сборы допускались только избранные из СКАН'а, только те, которых можно было отнести к сильным спортсменам. Мы вовсе не возражали против принципа «горы для сильных», но нам был неприемлем его более категоричный вариант: «только для сильных!». Изначально мы все, во главе с нашим начальником Е. И. Таммом, исходили из того, что в наших экспедициях должно было найтись место не только для членов команды, но и еще для многих из круга наших друзей, с кем вместе мы проживали жизнь в городе и для кого немыслима была жизнь без гор. И кто сказал, что они не имеют права стремиться к этому?

Тем из них, у кого был альпинистский опыт, мы всегда старались дать возможность оттачивать свои умения у нас на сборах. Уровень их подготовки был самым разным и, соответственно, они могли походить на вершины самой разной сложности. Эту «вовлеченность» мы всячески поддерживали — ведь каждое такое восхождение, начиная от простейшей Чегет-Карабаши, всего лишь 2-ой к. тр. или траверса Ирикчата 3-ей к. тр. — это всегда было для них завоеванием своей «Аннапурны». Все это никак не могло отразиться на исполнении наших спортивных планов, но придавало нашим сборам особую атмосферу дружества, а это и было то самое ценное, что мы все находили в горах.

Я уже говорил о том, насколько случайно получилось, что изначально нашим руководителем сделался Е. И. Тамм. Но можно ли это называть случайностью, если вспомнить, что Женя стоял во главе альпинистской команды СКАН'а на протяжении пары десятков последующих лет? И со всей определенностью я берусь утверждать, что без Тамма вряд ли у нас появился бы Боб Горячих, а без этой пары «коренников» мы не продержались бы вместе так долго.

С самого первого дня, когда они встретились на альпсобрании — между ними проскочила какая-то искра дружелюбия. Хватило на 60 лет. Пожалуй, я не встречал на протяжении всей своей долгой жизни другого примера такой преданной Дружбы, буквально — до гроба. Всегда и везде, независимо от каких-либо перипетий судьбы.

Можно сказать и иначе: Женя мог и не состояться как незаурядный руководитель, если бы вокруг него, в силу действия неких центростремительных сил, не собралась наша дружина.

Но время шло и постепенно пришлось нам отказаться от серьезных восхождений и перейти на подсобные роли судей и представителей Федерации альпинизма, что позволяло не терять связь с альпинистским миром. Только один из нас — и это был Женя Тамм, смог сохранить свою репутацию альпиниста с огромным опытом руководства экспедициями. Эта репутация оказалась настолько прочной, что когда в 1978 г появились реальные шансы провести первую гималайскую экспедицию, то выбор пал на Е.И. как наиболее подходящего на роль начальника. Конечно, было немало других претендентов, и за каждым стояла какая-то группа активной поддержки. За Женей никто не стоял, кроме многолетнего опыта работы в Федерации альпинизма, где он проявил себя наилучшим образом. Поэтому можно было ожидать, что в роли начальника он не будет представлять какие-либо групповые интересы региональных секций альпинизма, а будет работать в интересах всех, заинтересованных в развитии советского альпинизма. Вот об этой-то работе я и постараюсь рассказать в последней главке моего очерка про Е. И.