Очерки материальной культуры русского феодального города - [5]
Однако наличие двух типов жилищ может быть следствием не только незавершившегося процесса их смены, но и переселения значительных компактных групп населения, как это было, например, в г. Ярополче Залесском. Возможно, что на сельских поселениях вообще смена типов жилищ шла медленнее, чем в городах.
Процесс распространения наземного срубного жилища интенсивно шел и в XIII в. Это удалось проследить и археологически, например, в Суздале (Дубинин, 1945, с. 94), где в это время полуземлянки были окончательно вытеснены. Начиная с XIV в. в русских городах все дома были срубными, наземными. Но навык строительства землянок долго еще держался в народе. При каждом случае, когда трагически нарушался привычный образ жизни (например, при неприятельском разорении), обращались к старым приемам и легко строили временные жилища – «землянки».
Рассмотрим теперь русский городской дом и двор в их изменениях на протяжении намеченных нами ранее четырех этапов развития городов.
IX-XIII вв.
Срубный дом и полуземлянка
Итак, древнерусские города знали два основных типа жилища – наземный срубный дом и полуземлянку. У обоих типов при всех их различиях имелись и важные черты сходства: это были небольшие дома рядовых горожан, состоявшие, как правило, из одного только квадратного или почти квадратного в плане помещения, служившего всей семье и для работы, и для приготовления пищи, и для еды, и для спанья. Размеры их были различны, но в целом обычно изба была около 16 м>2 (4X4 м; колебания – от 3X3 до 5X5 м). Кровля дома чаще бывала двускатной, хотя исследователи предполагают, что могли быть й другие ее конструкции.
Первый и, по-видимому, древнейший (восходящий к славянским жилищам середины I тысячелетия, когда восточные славяне еще не расселились в лесной зоне) тип городского жилища представлял собой полуземлянку. Сам этот термин не древнеславянский, а привнесен исследователями, назвавшими так жилище, немного (на 0,3–1,0 м) углубленное в землю, так что стены его возвышались над землей, в отличие от глубокой землянки, у которой над землей могла возвышаться одна лишь кровля. Для полуземлянки вырывали в земле квадратную яму глубиной 0,3 – 1,0 м, которая обычно была по площади несколько больше, чем будущее помещение, – от 9 до 20 м>2, хотя изредка бывали и ямы меньшей площади – около 7 м>2 (Раппопорт, 1975, с. 119). В рассматриваемый нами период стенки ямы в подавляющем большинстве случаев закрывались деревом – плахами или досками, которые закреплялись вбитыми в землю деревянными же столбами, прижимавшими эти доски к стенам ямы. Пол был по большей части земляной, плотно утрамбованный, зачастую обмазанный глиняным раствором. Чтобы войти в полуземлянку, нужно было спуститься на несколько ступенек, причем эти ступеньки либо вырезались в грунте снаружи, либо устраивалась деревянная лестница внутри самого жилого помещения. Иногда (в особенности в XII–XIII вв.) яма закреплялась опущенным в нее срубом из бревен. Сруб этот обычно бывал рублен «в обло» так, что верхнее бревно клали в полукруглую выемку, сделанную в верхней части перпендикулярно лежащего бревна, причем концы бревен несколько выступали наружу, и для них на углах ямы иногда вырывали специальные гнезда. Расстояние между срубом и стенкой ямы засыпали землей. Пол в таких полуземлянках трамбовали или (чаще) делали дощатый, врубая доски не в самый нижний венец сруба, а выше, так что между полом и дном ямы образовывалось еще хозяйственное подполье. Потолка полуземлянка не имела; его заменяла непосредственно кровля, которая устраивалась на стропилах, перекрытых каким-либо легким материалом и присыпанных сверху землей, как и наружные стены (Рис. 1, III).
Таким образом, простой дом-полуземлянка снаружи имел вид небольшого, правильной формы всхолмления, по-видимому, без каких-либо украшений. Но бывали и двухэтажные дома этого типа. Археологически их можно выделить с достоверностью только в том случае, когда в яме полуземлянки найдены остатки печи, рухнувшей с верхнего этажа (а такие случаи встречаются крайне редко). Верхний этаж должен был при этом также иметь каркасно-столбовую конструкцию. В тех же, гораздо более частых случаях, когда в яму опускали сруб, присыпая его стенки снаружи землей, по мнению исследователей, можно говорить о доме на высоком или низком подклете. Такой дом, по сути дела, не отличался существенно от наземного срубного жилища, нижние венцы которого также нередко утеплялись завалинкой (Раппопорт, 1975, с. 132, 133; Толочко, 1980, с. 70-71). Он возвышался над землей довольно значительно и завершался двускатной (по большей части деревянной) кровлей, увенчанной коньком. Украшения (конек, резьба, детали кровли) были видны с улицы и в том случае, если дом стоял (как это и бывало чаще всего) в глубине двора, за забором. Меньшие ямы без печей исследователи считают остатками хозяйственных построек.
Наземные срубные дома строились из хвойного леса (предпочтительно сосны, реже – ели). Углы сруба соединялись всегда в «обло», причем чашки и продольный паз вырубались в нижнем бревне (Рис. 1, 2). Такая конструкция сруба с выступающими наружу концами бревен была удобна в особенности в северных областях, где суровая зима: углы дома не промерзали даже в сильные морозы, что вполне компенсировало больший расход леса, тем более что в рассматриваемый период срубные дома строили обычно в лесной зоне, где не ощущалось недостатка строительного материала. Сосна и ель имеют прямой ровный ствол и дают прекрасные смолистые бревна, которые не требуют больших усилий для конопатки стен (не создают значительных щелей) и обеспечивают в избе сухость насыщенного смолой воздуха, т. е. отличные гигиенические условия. Пол в срубных домах всегда был дощатый. В северо-западной части ареала, даже если не было подклета, пол врубался, как и в полуземлянке со срубом, во второй-третий венец так, что был приподнят над землей. В юго-восточной части лесной зоны дощатый пол устраивался ниже, на лагах, положенных непосредственно на землю или на специальную глиняную прокладку. Вдоль стены дома, где находилась входная дверь, зачастую устраивалась под свесом кровли, край которой опирался на столбы, открытая галерея с дощатым полом; для поддержки столбов и пола параллельно стене клали ряд или два бревен. Срубной дом был выше полуземлянки, чаще имел второй этаж (а, как увидим ниже, иногда и больше этажей). Его стены и украшенные резьбой детали производили сильное эстетическое впечатление.
Михаил Григорьевич Рабинович (1916–2000) — известный археолог и этнограф. Публикуемые воспоминания, в которых неразрывно переплетаются лирика и юмор, отражают различные этапы жизни страны и его жизни: учеба в горно-химическом техникуме, работа мастером на руднике в годы индустриализации, учеба на историческом факультете МГУ, военная Москва, руководство раскопками в Зарядье и в Кремле, кампания борьбы с «космополитизмом», работа в Музее истории и реконструкции Москвы и в Институте этнографии. Перед читателем проходят родственники и друзья автора, известные писатели и ученые (В. Каверин, Е. Дорош, А. В. Арциховский, М. Н. Тихомиров, С. Д. Сказкин, М. Я. Гефтер и др.).
«Вещи имеют свою судьбу», – говорили в древности. И в самом деле, есть на свете много вещей, переживших удивительные приключения, каких нарочно не выдумаешь. Но ведь судьба вещи всегда в руках людей, а люди творят историю.В этой книге множество рассказов, в которых вы прочтете о разных событиях из истории нашей Родины, событиях больших и малых, где так или иначе участвовали вещи, и, следя за приключениями вещей, вы узнаете немало нового о жизни нашего народа.Написал ее Михаил Григорьевич Рабинович, ученый-археолог, который много работал на раскопках городищ и курганов, над коллекциями наших музеев.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Книги завершает цикл исследований автора, опубликованных в Издательстве Казанского университета по македонской тематике. «История античной Македонии», часть 1, 1960; часть II. 1963; «Восточная политика Александра Македонского». 1976. На базе комплексного изучения источников и литературы вопроса рассматривается процесс распада конгломератных государств древности, анализируется развитие социальных, военно-политических и экономических противоречий переходной эпохи обновления эллинистических государств, на конкретном материале показывается бесперспективность осуществления идеи мирового господства. Книга написана в яркой образной форме, снабжена иллюстрациями.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.
Перед вами мемуары А. А. Краснопивцева, прошедшего после окончания Тимирязевки более чем 50-летний путь планово-экономической и кредитно-финансовой работы, начиная от колхоза до Минсельхоза, Госплана, Госкомцен и Минфина СССР. С 1981 по 1996 год он служил в ранге заместителя министра. Ознакомление с полувековым опытом работы автора на разных уровнях государственного управления полезно для молодых кадров плановиков, экономистов, финансистов, бухгалтеров, других специалистов аппарата управления, банковских работников и учёных, посвятивших себя укреплению и процветанию своих предприятий, отраслей и АПК России. В мемуарах отражена борьба автора за социальное равенство трудящихся промышленности и сельского хозяйства, за рост их социально-экономического благосостояния и могущества страны, за справедливое отношение к сельскому хозяйству, за развитие и укрепление его экономики.