Очерки Лондона - [14]

Вотъ этотъ человѣкъ пришелся намъ, какъ говорится, по душѣ. Мы знаемъ о немъ всю подноготную. Мы полъ-тысячи разъ видѣли, какъ онъ въ своей зеленой телѣжкѣ, на небольшой крутенькой лошадкѣ, пріѣзжалъ на Ковентъ-Гарденскій рынокъ. Въ то время, какъ мы съ удовольствіемъ продолжали любоваться его сапогами, передъ нами внезапно явился образъ кокетливой служанки въ датскихъ атласныхъ башмакахъ, стоявшихъ подлѣ сапоговъ садовника. Мы сразу узнали эту баловницу, потому что видѣли ее въ прошедшій вторникъ, возвращаясь изъ Ричмонда. Это та самая дѣвушка, которую садовникъ встрѣтилъ по ту сторону Гаммерсмитскаго подъемнаго моста и сдѣлалъ ей предложеніе вмѣстѣ доѣхать до города.

Между тѣмъ является бойкая женщина, въ прекрасной модной шляпкѣ, вступаетъ въ сp3; рыя прюнелевыя ботинки, обшитыя сверху черной шолковой тесьмой, а снизу — лакированной кожей. Она тщательно выставляетъ носочки своихъ ботинокъ, по другую сторону сапоговъ садовника, и, по видимому, всѣми силами старается обратить на себя вниманіе. Но мы не замѣчаемъ, чтобы подобныя прелести поражали нашего пріятеля-садовника: онъ, понимая вполнѣ прямую цѣль ихъ и намѣреніе, бросаетъ на нихъ только одни косвенные, но выразительные взгляды, и затѣмъ какъ будто вовсе не замѣчаетъ ихъ. Впрочемъ, его равнодушіе щедро вознаграждается чрезвычайною любезностью престарѣлаго джентльмена, въ рукахъ котораго находится трость съ огромнымъ серебрянымъ набалдашникомъ, который примѣряетъ самые просторные башмаки, поставленные въ отдаленномъ углу садика, и вмѣстѣ съ тѣмъ дѣлаетъ самые разнообразные жесты, выражающіе его восторгъ при видѣ лэди въ прюнелевыхъ ботинкахъ. Все это совершается къ безпредѣльному удовольствію молодого человѣка, которому надѣли мы пару лакированныхъ сапоговъ, и у котораго отъ смѣха едва не лопается фракъ, бросившійся на него съ ближайшей вѣшалки.

Мы уже нѣсколько времени и съ величайшимъ удовольствіемъ любовались этой пантомимой, какъ вдругъ, къ нашему безпредѣльному изумленію, замѣтили, что всѣ дѣйствующія лица, включая въ то число весь corps de ballets сапоговъ и башмаковъ, которыми обули мы такое множество ногъ, какимъ могло располагать наше воображеніе, приготовились къ танцамъ. Раздалась музыка и балетъ начался. Мы съ особеннымъ восторгомъ любовались ловкостью и гибкостью садовника. Его сапоги граціозно выступали то въ одну сторону, то въ другую, то балансировали, то шаркали, то пристукивали передъ датскими атласными башмачками, то приступали къ нимъ, то отступали, то дѣлали кругъ и потомъ снова повторяли прежнія движенія, не обнаруживая при этомъ случаѣ ни малѣйшей усталости.

Въ свою очередь и атласные башмачки не уступали въ ловкости сапогамъ садовника. Они также припрыгивали, пристукивали и шаркали во всѣхъ возможныхъ направленіяхъ. Правда, хотя они не такъ вѣрно соблюдали тактъ музыки, какъ прюнелевыя ботинки, но мы ясно видѣли, что всѣ ихъ движенія совершались отъ души, и потому, по всей справедливости, должны были отдать имъ предпочтеніе. Самымъ интереснымъ предметомъ изъ всего собранія былъ старый джентльменъ въ просторныхъ башмакахъ, потому что, кромѣ смѣшныхъ его усилій казаться юнымъ и влюбленнымъ, что уже само по себѣ было довольно забавно, молодой человѣкъ, котораго мы обули въ лакированные сапоги, располагалъ своими движеніями такъ ловко, что съ каждымъ приближеніемъ стараго джентльмена къ лэди въ прюнелевыхъ ботинкахъ онъ наступалъ всею своей тяжестью на кончики пальцевъ старика, заставлялъ его кричать отъ страшной боли и, разумѣется, производилъ во всемъ собраніи чистосердечный и продолжительный смѣхъ.

Среди полнаго восторга отъ этой очаровательной сцены, мы вдругъ услышали пронзительный и ни подъ какимъ видомъ не музыкальный возгласъ:

— Надѣюсь, что вы узнали меня, любезнѣйшій!

Мы пристально взглянули въ ту сторону, откуда прилетѣли эти звуки, и узнали, что они происходили вовсе не отъ лэди въ прюнелевыхъ ботинкахъ, какъ показалось вамъ съ перваго раза, но отъ тучной женщины пожилой наружности, которая сидѣла на стулѣ при самомъ входѣ въ лавку, по видимому, съ тою цѣлью, чтобы присматрввать за распродажею подержаныхъ вещей.

Шарманка, оглушительно игравшая позади васъ, замолкла. Люди, которыхъ мы обули въ сапоги и башмаки, всѣ разбѣжались, при первомъ прерваніи звуковъ шарманки. Углубленные въ наши размышленія, мы вовсе не замѣчали, что простояли цѣлыхъ полчаса, всматриваясь въ лицо почтенной лэди. Это было съ нашей стороны весьма невѣжливо, и потому мы немедленно свернули въ сторону и вскорѣ погрузились въ непроницаемый мракъ окрестностей Семи Угловъ.

VII. БИРЖИ ДЛЯ НАЕМНЫХЪ КАРЕТЪ

Мы можемъ почти утвердительно сказать, что наемныя караты принадлежатъ исключительно одной столицѣ. Конечно, другіе могутъ возразить на это, что биржи для такихъ каретъ находятся и въ Эдинбургѣ; но зачѣмъ пускаться за возраженіемъ въ такую даль: можно бы просто напомнить намъ, что Ливерпуль, Манчестеръ "и другіе огромные города" (употребляя парламентское выраженіе) имѣютъ свои биржи для наемныхъ каретъ. Мы весьма охотно допускаемъ этимъ мѣстамъ содержаніе возницъ, которыя, если хотите, точно также грязны и отличаются точно такою же медленностію ѣзды, какъ и лондонскія наемныя кареты, но ни подъ какимъ видомъ не можемъ согласиться, и даже утвердительно отрицаемъ, что эти экипажи, въ отношеніи биржъ, извощиковъ и лошадей, отнюдь не могутъ быть похожи на столичные.