Очерки Крита - [4]

Недавно также в Канее случилось романтическое приключение. У одной небогатой вдовы мелкого торговца три дочери, одна лучше другой. В меньшую, которой едва шестнадцать лет, был давно влюблен двадцатитрехлетний юноша, сын приезжего с какого-то острова купца.

Родители молодца не хотели слышать о бедной невесте; вдова, разумеется, помогала дочери. Священники ни в городе, ни в окрестностях венчать против воли родителей жениха не соглашались. Раз утром богатые родители, проснувшись, узнали, что сын их женат; бросились к архиерею, но ни один из городских священников повинен не был, городские ворота на ночь запираются, и турки не пропустят никого, кроме консулов. Как же это сделалось? Молодые товарищи жениха привезли ночью морем в лодке из дальнего округа священника и, чтобы он не попался, одели его в албанскую одежду с фустанеллой. После свадьбы албанец исчез, и все поиски епископа были тщетны: ему не удалось открыть и наказать лихого иерея. Богатые родители уступили и помирились. Паша мог бы преследовать, по просьбе архиерея, свидетелей, которые привезли священника, но он не счел этого нужным. Их допрашивали слегка; они не сказали ничего, и дело кончилось благополучно для влюбленных. Я их видел потом на монастырском празднике в горах. Что за роскошная пара!

Иногда похищают девиц с оружием в руках. С месяц тому назад похитили так одну девушку в одной из соседних деревень. Девушку не хотели отдавать, поклонник ее был вне себя от страсти, собрал пять-шесть удальцов, вооружились и на рассвете приехали верхами на двор. Отца не было дома, дочь выбежала к жениху, братьев связали, но мать, женщина решительная, сорвала со стены пистолет и прицелилась в того, кто сажал дочь на мула. Молодой человек не осмелился поднять оружия на огорченную старуху, и она раздробила руку своему будущему зятю. Однако и с раздробленною рукой он обвенчался как-то в горах, а раз церковное таинство совершено — для грека все кончено; о гражданских формальностях здесь не думают.

Не всегда, впрочем, похищения бывают свидетельством любви. Случается, что бедные молодцы похищают богатых (сравнительно, конечно) невест с их согласия, а иногда даже против их воли. Надеются, что родители после уступят и дадут приданое.

Жители гор Сфакия, или Белых гор, особенно мастера на такую ловлю. Горы эти неприступны до того, что не только на лошадях туда не ездят, но и обыкновенный мул, как ни верна его нога, для Сфакии не годится. На этих стремнинах и утесах только те мулы хороши, которые на них родились и выросли. Почва там бесплодна; кроме овцеводства и охоты, почти нет промыслов; полгода стоит суровая зима. Само турецкое начальство не знает, что делать, когда надо сбирать с сфакиотов подати. Эти Белые горы для Крита то же, что Черногория для всего Балканского полуострова. И в древности сфакиоты славились как стрелки из лука, теперь славятся как стрелки из ружья. Во время войны за независимость в 1821 и так далее годах они более всех других критян вредили туркам. Поэтому-то греки долин и городов, хотя в мирное время боятся их проделок, их воровства и разбоев и зовут их ворами (клефтами), но бранят их с какою-то дружескою, одобрительною улыбкой, и слово «клефт» произносят совсем не с тем чувством, с каким мы произносим слово «вор». Впрочем, это явление повторяется по всей Турции, и слово «клефт», как известно, и у нас стало достоянием поэзии. Сфакиоты необыкновенно рослы, красивы, сильны и легки. Я видел одного почти саженного старика-капитана, который начальствовал отрядом еще в двадцатых годах. Почтеннее, красивее и благодушнее старца трудно себе представить. Многие из горцев покидают, впрочем, надолго свои бесплодные скалы и предаются честным ремеслам в городах и селах; но есть и такие, для которых удаль и легкая добыча остаются навек милее.

А что удалее и веселее, как похитить силой красивую и богатую девушку? В 1863 году одно такое похищение наделало много шуму по всему острову и неожиданно подало повод паше сделать решительный и почти неслыханный шаг, вступить в Белые горы с войском и собрать с факиотов подати.

Сфакиоты не ожидали этого. Они принуждены были принять пашу как нельзя лучше; паша обласкал капитанов и рассмотрел много затянувшихся дел. Что касается до солдат, то они приняты были ни враждебно, ни дружественно. Сфакиоты, при их приближении, покидали свои жилища, оставляя в деревнях только то, что нужно было для пропитания отряда. Солдаты находили себе пищу, питье и ночлег в пустых домах. С тех пор Измаил-паша от поры до времени делает дружеский визит сфакиотам уже без войска. Довольны они или нет? Едва ли.

Но самое оригинальное из всех похищений случилось в Халеппе, лет семь тому назад, при Вели-паше, почти у ворот самого генерал-губернатора. У Вели-паши был тогда в Халеппе дом, тот самый, в котором живет теперь английский консул. Дом этот построен над переулком, который туннелем проходит сквозь нижний этаж. Как раз за этим туннелем стоит старый дом родителей уже знакомой нам Елены (из этого туннеля любил выскакивать на лошади, мимо Елены, Николи). Семья Елены одна из самых бедных в Халеппе. Отец ее, седой старик, ходит всегда согнувшись, в толстом коричневом сукне, тогда как почти все остальные отцы семейства одеваются щеголями. Они очень бедны; но отсутствие приданого все дочери вознаграждают миловидностью и кокетством. Кроме Елены и Аргиро (из-за которой хотел отравиться младший брат Николи), была у старика еще старшая дочь, красивее всех. В нее влюбился без памяти молодой повеса, пьяница и драчун, из другой деревни. Девушке он не нравился, и она боялась его. Но повеса имел средства к жизни и умолял отца возлюбленной, обещая исправиться и быть добрым мужем. Старик, обремененный семьей и поденною работой, решился на меру не совсем похвальную. Он позволил повесе насильно похитить дочь. Ночью под туннель паши забрались товарищи; мать и все дочери спали; старик взял с собой жениха и постучал к старшей дочери; она узнала его голос и отворила дверь. Вместо отца на нее кинулся жених, всунул ей в рот платок, схватил ее на руки и на мула... Однако она успела закричать так громко, что соседи проснулись и выбежали. Но молодежь с своею прекрасною ношей уже умчалась вихрем из Халеппы. В деревне похитителя священник уже был готов, и девушка покорилась своей участи. Иные говорят, что она несчастна, что муж такой же пьяница и буян, каким был до брака; другие говорят, что «ничего, живут хорошо». Я видел ее, лицо ее свежее и не грустное; но это, конечно, еще не значит, чтоб она была счастлива.