Очерки Крита - [2]

Шрифт
Интервал

На дворе февраль, и скоро масленица; уже фиалки цветут, рощи седых маслин вокруг деревни мирны, густы и тенисты; с террасы виден город, море и корабли; мы на террасе у невесты в доме, и с утра уже в этом доме не смолкает музыка.

Греческие танцы не смыкаются в круг, как наши хороводы и болгарские танцы, а вьются длинною змеей. Апокорониотика, суета, сирто, — все эти танцы представляют разомкнутую цепь во сколько угодно человек; танец ведет обыкновенно мужчина, держа свою даму за руку или на платке. Танцуют, собственно, только двое передних, остальные под размер музыки двигаются за ними.

Вот танцует Илья-лавочник (бакал), толстый отец семейства, лет сорока. Что за добродушный молодец! Феска стоит колпаком кверху; свежий, усатый, круглолицый, он больше похож на казака из «Тараса Бульбы», чем на грека. Красный кушак его развязался, он его ловит и все пляшет; поскользнулся, упал, не смутился, опять вскочил и пляшет еще ловчее прежнего. Вот и другой молодой и богатый лавочник. У него много оливковых деревьев и магазин масла в городе. Жена у него молодая, стройная, скромная. Весь он в темно-коричневом сукне; кушак синий, толковый, и белая рубашка европейского покроя видна из-под богатого нарядного платья. Что за мужчина! Что за рост! какая стройность! Волосы и усы как смоль, а сам бел как блондинка; он танцует скромнее, чем Илья, как бы джентльмен или как человек более ровного нрава. Жених пляшет не слишком хорошо, и ростом теряет против других; но зато брат его, золотых дел мастер, мальчик лет двадцати, белый и нежно-румяный, белокурый красавец, так изящно выводит ногами, что все не налюбуются.[2] Жаль немного, что рядом с этими греками, которые превосходят все ваши ожидания своею живописностью, девушки и женщины в узких кринолинах и в коротких и плохо сшитых по-европейски платьях. Ахиллес и Парис пляшут с субретками! Впрочем, многие из этих девушек и деревенских дам очень милы и красивы, так что все-таки приятно смотреть.

Невеста одета лучше других: на ней белое кисейное платье с голубыми мушками, на голове повязан синий платочек, с золотыми блестками вокруг; на шее тяжелая серебряная турецкая цепь, и к поясу приколоты большие выпуклые часы (подарок жениха). Она в танцах не принимает участия и сидит внизу, в другой комнате. Вечером же у молодого в доме она, если захочет, будет танцовать.

Наконец приходит священник. В Турции чаще венчают дома, чем в церкви: привычка, оставшаяся от прежней боязни вести открыто в церковь невесту, которую на дороге мог безнаказанно похитить первый встречный турок, или если не похитить, то, по крайней мере, оскорбить или осрамить какою-нибудь выходкой. Это время страха прошло, а привычка венчать дома осталась.

Внизу, на небольшом дворе, обнесенном каменною оградой, поставили стол, покрыли его, убрали цветами, приготовили Евангелие и свечи; металлических венцов, как у нас, здесь в церкви нет, а надеваются простые венки, которые делаются дома; прежде венки эти делали из одних виноградных лоз, а теперь их украшают лентами, золотыми бумажками и т. п.

Вывели невесту; родными и близкими полон двор; дети и молодые люди посели и постали на ограде с ружьями и пистолетами наготове. Раздалась простая, полудикая, звонкая музыка, и между маслинами, по тропе от деревни, показался жених в толпе других молодцов, которые вели его за руки.

Поставили красивую, нарядную чету перед столом, надели на них венки, и наш добрый отец Хрисанф обвенчал их. Во все время венчания дети и молодежь палили холостыми зарядами из ружей и пистолетов, несмотря на то, что эта забава строго запрещена начальством.

Мы остались на плоской крыше, вместе с некоторыми гостями, и смотрели вниз; иные из гостей осыпали сверху толпу родных, жениха, невесту и священника конфетами. Это мне, признаюсь, не совсем понравилось, и сам священник раза два с неудовольствием взглянул наверх. Вокруг налоя новобрачных, как у нас, не водили.

По окончании венчания все поздравляли молодых, целовали их, целовали венки на их головах и дарили невесту. Около нее стояла подруга и собирала подарки: платочки, большие платки, материи на платья, серебряные талеры, золотые монеты. Мы тоже сошли вниз, поцеловали молодых и дали все по золотому в 10 франков.

Надо видеть прелесть этого и полуденного, и вместе полурусского праздника, в ясный и теплый зимний день; надо видеть это синее море с белою пеной, эти сады перед опрятными домами, людей цветущих, бодрых и красивых; надо знать, что эти люди нам братья по истории, что священник, который венчает молодца и красотку, не итальянец, а наш православный священник, что он молился в церкви за Россию во время Крымской войны и был за это заперт в тюрьму; надо слышать эти выстрелы, чтобы понять, как редки в мiре такие картины, которые пришлось нам в этот день видеть, и такие чувства, какие послал нам Бог в этот день испытать.

Эта свадьба обошлась, как-то по счастию, без заптие (турецкого жандарма). Обыкновенно один или несколько заптие присутствуют на всех деревенских и монастырских праздниках, для предупреждения беспорядков и для запрещения стрельбы. Случалось, что из многих тысяч ружей и пистолетов, разряженных на воздухе в разные минуты веселья в течение года, одно ружье или два пистолета бывали заряжены пулями, и кто-нибудь был ранен или убит.


Еще от автора Константин Николаевич Леонтьев
Панславизм на Афоне

Константин Николаевич Леонтьев начинал как писатель, публицист и литературный критик, однако наибольшую известность получил как самый яркий представитель позднеславянофильской философской школы – и оставивший после себя наследие, которое и сейчас представляет ценность как одна и интереснейших страниц «традиционно русской» консервативной философии.


Как надо понимать сближение с народом?

Константин Николаевич Леонтьев начинал как писатель, публицист и литературный критик, однако наибольшую известность получил как самый яркий представитель позднеславянофильской философской школы – и оставивший после себя наследие, которое и сейчас представляет ценность как одна и интереснейших страниц «традиционно русской» консервативной философии.


Не кстати и кстати. Письмо А.А. Фету по поводу его юбилея

«…Я уверяю Вас, что я давно бескорыстно или даже самоотверженно мечтал о Вашем юбилее (я объясню дальше, почему не только бескорыстно, но, быть может, даже и самоотверженно). Но когда я узнал из газет, что ценители Вашего огромного и в то же время столь тонкого таланта собираются праздновать Ваш юбилей, радость моя и лично дружественная, и, так сказать, критическая, ценительская радость была отуманена, не скажу даже слегка, а сильно отуманена: я с ужасом готовился прочесть в каком-нибудь отчете опять ту убийственную строку, которую я прочел в описании юбилея А.


Византизм и славянство

Константин Николаевич Леонтьев начинал как писатель, публицист и литературный критик, однако наибольшую известность получил как самый яркий представитель позднеславянофильской философской школы — и оставивший после себя наследие, которое и сейчас представляет ценность как одна и интереснейших страниц «традиционно русской» консервативной философии.


Подлипки (Записки Владимира Ладнева)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Аспазия Лампради

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Месть

Соседка по пансиону в Каннах сидела всегда за отдельным столиком и была неизменно сосредоточена, даже мрачна. После утреннего кофе она уходила и возвращалась к вечеру.


Симулянты

Юмористический рассказ великого русского писателя Антона Павловича Чехова.


Девичье поле

Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.



Кухарки и горничные

«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.


Алгебра

«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».