Очерки истории чумы. Книга I. Чума добактериологического периода - [13]

Колонна позора простояла до 1778 г., напоминая, что люди, замы шляющие против родины, заслуживают самого сурового наказания.

Во время эпидемии чумы на территории Дальневосточной респуб-пики в конце апреля 1921 г., крестьяне деревни «Валентинъ», распо-ложенной на берегу Тихого океана, после бывших в этой бухте подозрительных смертей среди приехавших китайцев, выгнали «всех до одного п две фанзы их сожгли» (Захаров П.В. с соавт., 1922).

Делюмо даже сравнивает эпидемическую катастрофу с террором. Охваченное чумой население Женевы в 1530 и 1545 гг., Лиона в 1565 г. пли Милана в 1630 г. — проявляло себя подобно парижанам в сентябре 1792 г. при приближении пруссаков: они ликвидировали внутренних врагов. В 1530 г. в Женеве был раскрыт заговор «разносчиков чумы», которых якобы возглавляли заведующий госпиталем, его жена, хирург и сам священник. Под пыткой все признались, что продали душу дьяволу, который раскрыл им секрет смертельной квинтэссенции. Они были приговорены к смерти (к этому эпизоду мы вернемся ниже). Снова в Женеве в 1545 г. не менее 43 человек были обвинены в распространении заразы и 39 были казнены. В 1567–1568 гг. казнят еще 13 «разносчиков чумы», в 1571 г. — еще 36 человек. В том же году городской врач Жан-Антуан Саразен издал трактат о чуме, в котором он не ставил под сом нение, что эпидемия являлась делом рук «разносчиков чумы». В 1615 г., когда в Женеве из-за чумы началась паника, суд приговорил к смерти 6 разносчиков заразы. В Шамбери в 1572 г. патрули получили приказ стрелять в разносчиков заразы. В Фосиньи в 1571 г. по этому обвинению пять женщин были сожжены, шесть отлучены, а 25 преданы суду.

Появление «демонов» эпидемии. Э. Литтре считал, что посев чумы, наравне с колдовством, принадлежит к разряду мнимых преступлений, значение которых невозможно строго определить. Под влиянием воображения страх заразы или зла, проистекающего из сношения со злыми духами, мог разрастаться до бесконечности, равно и требование более и более жестоких кар для преступников. Однако он все же задается страшными вопросами. Если нельзя сеять чуму, существовали ли сеятели ее, подобно тому, как были колдуны, хотя и не было колдовства? Правда ли, что были злоумышленники, делавшие мнимые, конечно, но тем не менее фактически попытки для распространения заразы? Не было ли среди «сеятелей чумы» больных, обреченных на смерть и мстящих таким образом здоровым людям? Мы тоже задаемся вопросом, нет ли их сегодня?

В одном из своих трактатов Лютер рассказывает о явлении, которое, по его мнению, имело место, и изучает его психологический механизм: «Существуют еще худшие преступники. Некоторые люди, чувствуя, что заболевают, ничего об этом не говорят и общаются со своими собратьями в надежде передать им пожирающую их заразу. Проникшись этой мыслью, они бродят по улицам, входят в дома, даже пытаются поцеловать прислугу или детей, надеясь таким способом спастись. Хочется верить, что эти люди действовали по наущению дьявола, что только его следует обвинять. Однако я слышал, что зависть и отчаяние толкает этих горемык на подобное преступление, потому что они не хотят болеть одни. Право, не знаю, верно ли это? Но если это действительно так, то кто же мы, немцы, люди или демоны?» (Делюмо Ж., 1994).

Э. Литгре привел выдержку из книги «История Женевы» Боннива-ра (1496–1570). Вот что писал Боннивар: «В этом году (1530) чума свирепствовала в Женеве и, людям, по-видимому, недостаточно было наказания, посланного Господом за их грехи; злоба человеческая, не удовлетворяясь страданиями, ниспосланными свыше на человеческий род, старалась еще усугубить их; и факт этот показался мне столь достойным сохранения в памяти, что я решился занести его в эту летопись.

Необходимо упомянуть, что в Женеве существовала и еще существует больница для зачумленных во время эпидемии; в этом госпитале есть надзиратель, который вместе с тем и хирург, чтобы перевязывать больных; духовное лицо, чтобы исповедывать и утешать больных; и прислужники, получающие хорошее вознаграждение за опасность, которой они подвергаются, в том числе и женщины для ухода за больными и для содержания помещений в чистоты. Этих женщин называют сиделками (sureresses), но не потому чтобы они оказывали помощь из милосердия, напротив того, они получают хорошее содержание, и еще/ пользуются незаконными барышами, которыми делятся с надзирателем и священником.

Однако, по милости божьей, чума стала ослабевать, что пришлось не по сердцу этим лицам, ибо люди, извлекающие пользу из зла, не могут желать добра и всегда предпочтут поддержать первое. Тут они вспомнили об одном юноше из хорошей фамилии, который занимался всякого рода плутнями. Он даже хвастался ими и гордился прозвищем злого, если его в то же время считали умным; но он еще не совершил такого поступка, за который подвергался бы телесному наказанию. Имя его было Михаил Кадцо. Наконец, он до того довел себя своим плутовством, что очутился без пристанища, и никто из родных и знакомых не хотел пускать его к себе в дом; тогда ему пришлось прибегнуть к отчаянной штуке, чтобы выпутаться из затруднения, он притворился заболевшим чумой, чтобы найти себе убежище и пропитание. Его немедленно отправили в больницу, с приказанием иметь за ним хороший уход, что и было исполнено, и его лечили даже больше вином, чем микстурами. Тут он сообразил, что эта жизнь дарового угощения не может продлиться более сорока дней, по истечении которых его спровадят из больницы, и он придумал средство, продлить ее. С этою цепью он стал убеждать надзирателя де Фосиж и, поддерживать чуму, которая, вредя другим, была им столь выгодна.