Очерки христианской апологетики - [6]
В антирелигиозной литературе обычно делается попытка использовать грубо буквальное истолкование тех образов, которые употребляются в Св. Писании в отношении к Богу, и приписать эту бессмыслицу церковному учению. Религиозно-символическое понимание образов она пытается представить как компромисс, как отступление от церковных позиций. Здесь во всей силе обнаруживается полнейшее незнание и непонимание церковного учения. Все классические святоотеческие писания с самого начала совершенно определенно подчеркивают невозможность переноса человеческих свойств и образов, взятых из внешнего мира, на Божество, они указывают на символический характер этих образов,
«А если что у богословов написано, по-видимому, о сущности Божией, — говорит Василий Великий, — то слова их своими переносными значениями и плотскими сказаниями ведут к иным понятиям. И потому кто без исследования упорно будет останавливаться на живой букве, держась первого представляющегося ему смысла, тот, вдаваясь в иудейские бабские басни, состарится в совершенной скудости недостойных понятий о Боге».
«Нет ни одного имени, которое, объявши все естество Божие, достаточно бы было вполне Его выразить». [4]
«Сказание о Боге, что Он есть по существу, невозможно, — пишет св. Иоанн Дама-скин, — скорее же свойственно говорить о Нем через удаление всего. Ибо Он не есть что-либо из сущего... Он выше всего, что существует, и выше самого бытия». В связи с этим утвердительные понятия касаются «не существа Божия», а того, что «около Его природы», внешней ее стороны, ее проявлений в мире видимом и ощутимом.
«Но и в этом случае эти понятия должны браться не в буквальном, а в переносном смысле; они являются символами, которые лишь указывают уму на содержание, по существу беспредельное, превышающее все понятия. И только это одно — беспредельность и непостижимость в Нем — постижима. А что говорим о Боге утвердительно, показывает не природу Его, а то, что около природы. А так как мы находим, что в Божественном Писании весьма много символически сказано о Боге телесным образом, то это происходит потому, что без этого грубого понятия невозможно мыслить и говорить о божественных высших вещах и невещественных действиях Божества, если мы не воспользуемся подобиями и образами, символами, соответствующими нашей природе».... «Поэтому, что сказано о Боге телесным образом, сказано символически и имеет очень возвышенный смысл, ибо Божество просто и не имеет формы» (св. Иоанн Дамаскин, «Точное изложение православной веры»).
Религиозный символ и есть такой вещественный образ, который указывает на «невещественное», образ, в котором мы через низшее постигаем высшее, — ограниченное понятие, указывающее на то, что выходит за его границы. В этом смысле и самая формулировка догматов веры называется «Символом веры» а изложение догматического учения, содержащее изложение веры, называется иногда «символическими книгами». Этим обозначением подчеркивается то, что догматические определения и формулы (как формулы Вселенских Соборов о «единосущии Сына и Отца», о троичности, о «неслиянном и нераздельном соединении двух естеств во Христе» и др.) не раскрывают без остатка в логических понятиях все существо связанных с ними религиозных истин и «тайну» откровения веры, а лишь указывают на них, что эти формулы должны восприниматься не отвлеченно логически, а в связи со всей религиозной жизнью, непосредственным духовным опытом, знаками которого они являются.
Точно такой же религиозный смысл имеет сущность всех повествовании Св. Писания. Их основа — религиозные идеи, а не внешняя форма выражения, взятая сама по себе. Эта внешняя форма упоминания о внешних явлениях представляет собой лишь средство, способ, передачи внутреннего смысла. Когда Библия говорит о сотворении человека из земли, то дело здесь, конечно, не в земле в буквальном смысле слова, не о химическом составе земли, не о том или ином свойстве почвы, [5] а в той идее, что человек и в создании своём органически связан с жизнью земли, исполняя на земле свое назначение. Во всем повествовании о творении проводится идея внутренней связи и последовательности в возникновении и развитии земного бытия (в его различных возвышающихся одна над другой стадиях), наконец, идея разумного начала, лежащего в основании этого бытия, его разумного смысла. Суть здесь не в геологическом анализе последовательности пластов земли или в биологическом анализе последовательности отдельных видов, а в указании религиозного смысла мира, высшего основания бытия в Боге, в том, что в основе возникновения мира лежит творческий акт абсолютного начала, что в начале всего лежит не хаос — закон слепой материи, а
