Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы - [49]
Последний абзац в письме Берзина Артузову ставит отдельный вопрос об использовании Протце как агента. Получается, что до отзыва Дидушка в Москву ситуация с Протце руководство военной разведки вполне устраивала, особенно принимая во внимание его участие в освобождении Басова (Аболтыня). Но после инициированного ОГПУ «дела Дидушка» она изменилась кардинально: Берзин, что называется, «умыл руки», самоустраняясь от столь скандального дела.
Для того чтобы читателю было легче понимать специфику взаимоотношений между советскими спецслужбами и их руководителями, а также приблизиться к пониманию последующих событий, необходимо сделать еще одно отступление. Военная и внешняя разведки СССР, исходя из их названия и, соответственно, решаемых за рубежом задач, имели свои, отличные друг от друга, объекты агентурного проникновения.
Так, традиционно за Иностранным отделом ОГПУ, ответственным за решение разведывательных, контрразведывательных задач и за обеспечение безопасности советских учреждений за рубежом, были закреплены в качестве объектов проникновения иностранные спецслужбы, без различия их функциональной направленности (разведка, контрразведка, политическая полиция) и ведомственной принадлежности (Генеральный штаб, МИД, МВД и т. д.). К сфере компетенции военной разведки относились органы военного управления и другие государственные органы, где циркулировала информация военного, военно-политического, военно-экономического, военно-технического характера.
В идеале объекты проникновения одной спецслужбы должны были быть «закрыты» для другой, чтобы избегать ненужного параллелизма в работе и не создавать взаимных трудностей при проведении оперативных мероприятий и реализации получаемой информации. На практике зачастую эти требования нарушались или игнорировались. Исходя из изложенного, германская военная разведка, как объект проникновения, должна была быть отнесена к компетенции советской внешней разведки. Но, с другой стороны, Разведупр, испытывая потребность в получении текущей информации военного характера, не мог не использовать возможность проникновения на «чужой» объект, если таковая предоставлялась.
Применительно к деятельности связки Дидушок — Протце необходимо уточнить важное обстоятельство. Если предположить, что Протце до некоторого момента устраивал московский Центр как источник информации военного характера, то это вовсе не означает, что он был полностью «контролируемым» агентом. Не случайно пояснение Дидушка на следствии о военном характере информации, получаемой от Протце.
Ни в коей мере не оспаривая важность для разведки такой информации, следует все же сказать, что она носит преходящую, временную ценность. Обстановка в сфере военного строительства и функционирования его институтов подвержена быстрым изменениям, и, соответственно, военные сведения относительно быстро теряют актуальность (впрочем, так же как и политические). Это, разумеется, не касается документальных материалов, отражающих процесс перспективного военного строительства (планирования, мобилизации, развертывания, использования вооруженных сил, применения в час «Х» и т. д.). Кроме того, Протце, работая в Абвере, скорее всего, и не был допущен к «сокровенным» документальным тайнам военного строительства Рейхсвера. И это нужно учитывать.
Как один из ведущих сотрудников Абвера, он представлял для советской внешней контрразведки бóльшую ценность. Для нее эта ценность заключалась в том, что Протце являлся носителем уникальных сведений о деятельности германской военной разведки (кадрам, агентуре, операциях, характере получаемой по разведывательным каналам информации). Если бы от него поступали такие сведения, то его смело можно было причислять к категории «контролируемых» агентов. Доступ Дидушка к картотеке выявленных Абвером иностранных шпионов, предоставленный ему Протце, являлся важным шагом к закреплению полноценных агентурных отношений, но, к сожалению, развития они не получили.
Вместе с тем для правильного понимания методов работы органов германской военной разведки на советском направлении в начале 1930-х годов необходимо указать на одно важное обстоятельство. Примерно до 1934 года Абвер активной разведывательной работой в СССР не занимался. Функции сбора разведывательной информации были возложены на официальное представительство германского Генерального штаба в Москве под условным наименованием «Ц-МО» (Центр-Москва), созданное с согласия советских властей в целях координации процесса военно-технического сотрудничества между Рейхсвером и РККА. Требующийся для Генерального штаба Германии материал для анализа легально, в рамках взаимодействия, получался из соответствующих учреждений советских органов власти и управления. Этот орган действовал независимо от Абвера и подчинялся непосредственно начальнику Генерального штаба через его специальный отдел «Ц-Б» (Бюро по руководству работами в России).
Так, на следствии в Москве бывший начальник представительства «Ц-МО» генерал-майор Оскар фон Нидермайер показал: «В то время немецкие офицеры и инженеры так часто посещали Советский Союз под всякого рода предлогами и имели такой большой доступ ко всевозможным промышленным и военным секретам, что вряд ли была необходимость в создании специальной секретной разведывательной службы и, особенно, силами представительства (Ц-МО), терять репутацию которого перед Советским правительством немецкому Генштабу не было выгодно»
Книга посвящена деятельности спецслужб Германии, Польши и СССР на территории Восточной Пруссии в 1920–1940-е годы. Был ли ректор Кёнигсбергского университета агентом советской разведки? Какую роль сыграл японский консул в Кёнигсберге в освещении хода подготовки Германии к нападению на Советский Союз? Какую работу проводил источник советской разведки «Люкс» в окружении гауляйтера Эрика Коха? На эти и другие вопросы читатель получит ответ, прочитав эту книгу.
В книге академика РАН А. А. Кокошина, 6-го секретаря Совета Безопасности Российской Федерации, занимавшего также посты первого заместителя министра обороны Российской Федерации, секретаря Совета обороны Российской Федерации, рассматриваются ряд политико-военных и военно-стратегических проблем национальной безопасности России. В их числе – концептуальные вопросы взаимоотношений между политикой и военной стратегией, долгосрочные проблемы обеспечения стратегической стабильности, оценка тенденций в развитии сил и средств общего назначения, вопросы неядерного (предьядерного) сдерживания в оборонной политике России и др. Для студентов, аспирантов и преподавателей гражданских и военных вузов, а также для всех интересующихся политико-военной и военно-стратегической проблематикой.
Последние дни холодной войны. В 1988 Джо Наварро, самый молодой агент ФБР, разрывался между миссиями спецназа и контрразведки. Но его главным талантом было умение читать язык тела. Он обладал сверхъестественной способностью читать мысли тех, кого допрашивал. На рядовом задании он допрашивал подозреваемого — бывшего американского солдата по имени Род Рамси — и заметил, что когда у того стали спрашивать о другом солдате, арестованном в Германии по подозрению в шпионаже, у него стала трястись рука.
В монографии профессора НИУ ВШЭ доктора исторических наук И. В. Кривушина впервые в отечественной историографии проводится комплексный анализ геноцида 1994 г. в Руанде, его исторических предпосылок и причин, выявляются способы его проведения, основные организаторы и участники, роль в геноциде СМИ и христианских церквей. Исследование, основанное на большом массиве источников, показывает, как формировался «дискурс геноцида», как традиционные административные структуры трансформировались в механизмы массового истребления «врагов» и их «сообщников», как менялось сознание вовлеченных в него людей, в каких формах осуществлялось сопротивление геноциду и какими способами оно было подавлено, каковы были стратегии уничтожения и стратегии выживания, каковы были причины индифферентности ООН, зарубежных государств и мирового общественного мнения. Для широкого круга читателей, прежде всего политологов, историков, этнологов, специалистов-международников, психологов, социологов и журналистов.
Первые ведомства, отвечавшие за разведку, появляются в России еще в XVI веке. Благодаря им русские государи и их ближайшие помощники были лучше осведомлены о замыслах и намерениях противника. При Алексее Михайловиче был основан Приказ тайных дел, а Пётр I в воинском уставе 1716 г. впервые подвел законодательную и правовую базу под деятельность русской военной разведки. Большую роль в создании военной разведки в России сыграл генерал-адъютант князь П.М. Волконский. Но настоящим органом военной разведки стала Экспедиция секретных дел при Военном министерстве, созданная по инициативе Барклая-де-Толли в январе 1810 г.
«По следам “турецкого гамбита”» — это путь от загадок «возни» русской армии под Плевной до абсурда ее «стояния» у распахнутых ворот Константинополя в ходе Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Это путь, ведущий к пониманию той «необычной смеси самомнения и идеализма», которой отличалась внешняя политика трех последних российских императоров и которая в конечном счете привела Российскую империю к началу трагедии — августу 1914 г.
В монографии польского ученого Анджея Мисюка подробно описываются организация польских спецслужб в 1918–1939 годах и направления их деятельности, а также применявшиеся ими методы и формы работы. Особое внимание автор уделеляет их подрывной деятельности против России, мерам советских органов безопасности по противодействию им, достигнутым спецслужбами Польши оперативным результатам и допущенным провалам в разведывательной работе.В книге широко используются материалы польских архивов, что непременно вызовет огромный интерес читателей к этой работе.