Очерк боевой жизни ахалтекинского отряда 1880-1881 гг. - [16]

Вслед за занятием позиции пехотою, в тот же вечер, в калы передвинулись на вооружение Великокняжеской два горных орудия под начальством поручика Тамкеева и две картечницы — мичмана Голикова; в Туркестанскую введено было два горных орудия — штабс-капитана Грека.

Рано в этот день затихли текинцы, а с сумерками прекратился даже признак их пребывания за стенами, несмотря на то, что они не, могли не видеть при луне темные линии людей, расставленных открыто для рытья траншей к Великокняжеской кале. В это время в занятых калах дружно работали лопаты новых квартирантов: заваливались лишние выходы и проломы, тонкие и осыпанные места стен исправлялись приводкой земли и закладкой мешков с землею, а также вновь проделывались бойницы и амбразуры.

Ночью Великокняжескую калу успели соединить узкою длинною траншеей с правофланговыми, а на левом фланге устроена батарея на три мортиры.

Веселое, яркое солнце, и прелестное чистое небо опять начали день 30-го декабря, с рассветом открывшаяся орудийная пальба по крепости особенно отчетливо отдавалась в лагерях. Пальба, однако, не была горяча; меткость стрелков и близость расстояния вызвали выстрелы только по верной цели.

Часам к трем по отряду разнесся слух, что во внутренних рвах западной стены крепости замечен сбор текинцев в значительных массах. Ожидание возможности вторичного нападения было совершенно естественно: в один вечер 28-го декабря мы выучились [38] с осторожностью относиться к силе противника. Со стороны начальства принимались меры для прикрытия нашего расположения со всех сторон; но вследствие малочисленности отряда имелось много ахиллесовых пят: быстро двигая вперед земляные работы, тыльные траншеи оставались незанятыми, мортирная батарея № 5-го, недавно еще передовая, охранялась в это время только взводом и была одним из тыльных пунктов траншейного расположения; редуты же № 1-го и № 2-го изображали уже отдельные укрепления, как бы для прикрытия пространства между Правофланговою калою и лагерем; поэтому, если бы удар повторили на правые оконечности траншей, то для действия во фланг по вылазке и для противодействия прорыву между лагерем и траншейными работами в пустой редут были назначены дивизион тверцов с их командиром майором Матерно и взвод 4-й легкой батареи 19-й бригады с подпоручиком Воиновым. Когда же стемнело, полковник Эристов, которому поручался этот отряд, занял указанный № 2-го редут, тыл же левофланговых траншей обеспечивался Ставропольским редутом. Восемь ночей подряд проработавшая в траншеях рота Закаспийского местного батальона и два горных орудия составляли в это время их гарнизон: правее этого редута была батарея, вооруженная двумя 4-хфунтовыми медными орудиями подвижной № 3-го батареи, под прикрытием другой роты того же батальона: еще правее и позади начинался лагерь. Передний фас его представлял почти сплошную тридцати-орудийную батарею, прикрытую насыпью, а из пехоты, которой прикрывались и которою производились все траншейные работы, для прикрытия лагеря оставалось немного: 12-я рота Ставропольского полка стояла по линии фронта на левом фланге лагеря, 10-я левее ее, огибая фланг; к левому же флангу этой последней примыкал правый фланг 4-го батальона Апшеронского полка, который, продолжал огибав ее фланга, частью составлял продолжение линии западного фаса лагеря.

Странно, сознавая всю трудность нападения на наш правый фланг по отнятии укреплений, прикрывавших сбор текинцев, все-таки поглядывали на правый фланг. Понятно, с какою неутомимою бдительностью каждый солдат следил за впереди лежащею местностью, с какою уставною точностью начальники занимали спои места и с какою боязнью за репутацию чести придумывали они все, чтобы не дозволить текинцам прорвать линию вторично. Как исключение представлялся Ставропольский редут, который, по отдаленности от крепости и близости лагеря, считался почему-то [39] самым безопасным местом и в котором гарнизон, утомленный бессонными ночами за работою в траншеях, улегся спать.

В таком положении застала ночь. Давно светила яркая луна, как вдруг без предварительного признака какого бы то ни было нарушения общей тишины раздались знакомые оглушительные крики: «алла!.. алла!..» Сливаясь в один вопль, могущий вылетать только из многих тысяч здоровых грудей, этот боевой призыв охватил весь левый фланг лагеря и Ставропольский редут… Несколько мгновений — и опять ловко подкравшиеся текинцы очутились внутри его. В одном месте было тонко и на нем порвалось. Опять всполошились артиллеристы, кинулись к орудиям, но что делать, куда стрелять — не выяснялось. В течение первых минуть частая пальба в разброд то прекращалась, то возобновлялась, а крик атакующих неумолкаемым ревом продолжал разноситься около самых лагерей, пули падали между орудиями, молча стоявшими в окопах флангом к нападающим. Впрочем, вскоре некоторый батареи открыли пальбу по крепости, а 4-я батарея 19-й бригады выкатила из траншей первую полубатарею и повернула ее фронтом налево…. «Требуют взвод от 4-й батареи», раздался голос адъютанта, заведовавшего артиллериею, — и быстро запряженные два орудия отправились к тыльному фасу лагеря, откуда тоже начались выстрелы неприятеля, обошедшего лагерь. Бой в Ставропольском редуте кончился очень скоро: около половины роты легло на месте, а остальные вместе с артиллеристами, уже потерявшими много товарищей, бегом кинулись из редута по направлению к батарее; другая рота местного батальона, открывшая огонь с места, не присоединяясь к оборонявшей редут, тоже не выдержала атаки и при отступлении оголила батарею; видя такое положение и не имея холодного оружия, еще не полученного от казны, артиллеристам 3-й подвижной батареи оставалось только увеличить толпу быстро отступавших, затем оставалось текинцам ворваться в лагерь, где, можно сказать, была одна только артиллерия. Что ожидало ее — было неизвестно, во всяком случае по малочисленности и способу отражения успех был вряд ли возможен.