Очерк боевой жизни ахалтекинского отряда 1880-1881 гг. - [13]

28-го декабря в воскресенье, с восходом луны, опять все начало замолкать; по обыкновению впереди лагеря стали появляться команды солдат и затем, как толпы беззвучных теней, автоматично смыкаться в сплошной строй… Собрались. Перед этой молчаливой колонной чередных работников, назначенных в траншеи, слышится сдержанный гогот: «Помните: не курить; громко не говорить; ружьями не брякать: кашлять в кулак; рыть землю быстрее… На право… ряды вздвой… Не стучать штыками… Шагом марш»… Через минуту, когда все более и более бледневшие фигуры уходящих стали сливаться с фоном серебристой лунной мглы, опять воцарилась совершенная тишина.

Но, вдруг, все встрепенулось и кинулось к ружьям и орудиям: неистовый крик многих тысяч голосов, разлившейся по полю, внезапно открывшаяся пальба вдоль всех траншей слились в один адский концерт. Левый фланг горел от беспрерывных залпов, но правее было темно; судорожные, одиночные выстрелы, редкая орудийная пальба и крики неумолкаемые, крики зловещие больно щемили сердце за участь этого фланга.

Там происходило следующее: собравшись скрытно за калами, составлявшими впоследствии нашу великокняжескую позицию, текинцы незамеченными подкрались к самым траншеям, пользуясь громадным численным превосходством почти одновременно охватили и кинулись на все линии правофланговых траншейных работ. Но в тех пунктах, где сила противника была пореже и на которых нападение было менее внезапно, войска успели себя отстоять: охватившие редут № 1-го пытались было ворваться на [31] батарею, но картечь отважного юноши поручика Юренева заставила их отказаться от этого намерения, оставив два (из револьвера убитых) трупа в амбразуре. Энергическая стрельба четырех орудий № 1-го батареи капитана Макшеева помешала попытка текинцев атаковать ее; пальба туркестанского батальона окончательно отбросила их назад. Часть, кинувшаяся на Правофланговую калу, подпускаемая отважными поручиком Бергом и лейтенантом Шеманом на близкое расстояние без выстрела, несколько раз останавливалась и, колеблясь, отступала; но когда, наконец, текинцы решились отступить, то картечь, залпы пехоты с двух фасов и морские картечницы обратили их в бегство.

Удар же на полупараллель и правую оконечность второй параллели своею внезапностью и неизмеримо большею массою неприятеля произвел на нас тяжелое действие: там линия наша прорвана, наши бегут, наших рубят, врываются на мортирную батарею; часть изрубленных, часть израненных вместе со своим командиром поручиком Прогульбицким остаются на месте, остальные бегут. Ворвавшиеся в редут № 2-го мгновенно запружают его тысячами и гонятся за вытесненным гарнизоном; захваченное ими горное орудие взведено на вал, но, благодаря непонятным обстоятельствам, остается на том же месте до взятия редута обратно. Увлекаемые успехом, текинцы захватывают правую половину второй параллели, рубятся с апшеронцами 3-го батальона, отнимают знамя, убив знаменщика и защищавших его офицеров и солдат, преследуют по направлении к первой параллели, обогащаясь винтовками и патронами, которые выхватывают у убитых, добегают до батареи № 6-го, захватывают там орудие, предварительно окружив его трупами храбро оборонявшейся прислуги. Левый фланг наших параллелей уже обойден; усиленной пальбой из батареи № 3-го штабс-капитан Балуев отбивается от небольших партий, которая вследствие этого бегут в обход батареи, но вдруг нежданные залпы пришедших из резерва перегораживают дальнейшую дорогу противнику; текинцы остановились; оправившиеся части усиливают стрельбу; неприятель, обстреливаемый со всех сторон, кидается назад и с ловкостью диких кошек перескакивает через траншеи…

Наши войска опять ни своих местах но, только не около прежних товарищей стоят вернувшееся к своему посту; стройные залпы уже начали греметь и на правом фланге, сквозь которые [32] прорывались крики: «рады стараться, ваше превосходительство!». Затем редкая стрельба наша стала перемешиваться с стройными звуками маршей, грянувших в четырех местах наших траншейных улиц и переулков.

Генерал Скобелев, прибывший с резервами, тотчас же начал обходить траншеи, везде с ласковой улыбкой, составлявшей его характерную физиономическую черту в бою, благодарил солдат за молодецкое дело, за отбитие неприятеля; при этом мы имели случай видеть, какое поразительное влияние он имеет на войска: везде, где он проходил, солдаты веселели и даже местами пошучивали. Кровавые лужи на каждом шагу, трупы наших безоружных солдат и офицеров, кое-где перемешиваясь с белеющими рубашками убитых текинцев (Во время описанного боя и во всех, последующих вылазках текинцы, в виду жаркого дела, несмотря на холод, сбрасывали халаты, оставаясь только врубашках и полотняных штанах.), виднелись вокруг траншей и говорили о том, о чем не хотелось бы слышать. Впрочем, неудача наша была неполная: в конце концов все-таки прогнанный неприятель не докончил своего намерения — перерезать весь отряд и бежать; потеря его, хотя относительно нападавшей массы незначительная, все-таки, как рассказывают текинцы, была около двухсот человек.