Очередное важное дело - [5]

Бижу Франк приходила к матери Герца на Хиллтоп-роуд в те ужасные послеполуденные субботние часы, когда он составлял компанию Фредди. Герц видел ее как наяву: маленькая трепетная фигурка в приличном черном пальто и невыразительной фетровой шляпке, затеняющей маленькое тревожное личико. Она тоже была знакомой из прежних времен, хотя успела прожить в Англии некоторое время, выйдя замуж за престарелого англичанина, чья нелепая любовь ограждала ее от того круга, по которому она так тосковала. Оставшись хорошо обеспеченной вдовой, она оказалась буквально оторванной от нормального общения и была поистине счастлива, когда случайно встретила в местной булочной Труду Герц, и та быстро согласилась возобновить существовавшие некогда приятельские отношения. Бижу Франк наконец-то обрела наперсницу после томительных лет прислуживания мужчине, которого не она себе выбрала. Это он ее выбрал, объяснила она своей новоприобретенной подруге, и просто не спускал с нее глаз. Теперь она освободилась от него, но не освободилась от его влияния, а осталась все такой же нервной и осмотрительной, словно он по-прежнему следил за каждым ее движением. Хотя во всех прочих смыслах она была вполне дееспособна, ее пугали самые обычные вещи, и в сопровождении Юлиуса ей было спокойнее потихоньку идти к остановке и дожидаться автобуса. Ему никогда не удавалось отвертеться от этой обязанности; при любых обстоятельствах мать заставляла его ее провожать. Поэтому даже в светлые летние вечера, когда его ровесники отправляются веселиться, он был приговорен к маленькой ручке Бижу, ее медленным шажкам и сокрушенному бормотанию о том, как ее тревожит здоровье его матери (и в самом деле слабенькое) и как угнетает ее их плачевное положение. Наконец подошедший автобус дарил ему свободу, но Герц еще долго стоял и махал ему вслед. Только милая улыбка Бижу отчасти примиряла Герца с другими обязанностями, что ждали его дома.

Бижу Франк очень серьезно относилась к дружбе с матерью Герца, и он надеялся, что мать тоже серьезно относится к дружбе с Бижу, которая казалась — да и была — ей верной подругой. Он часто присутствовал при их разговорах, основой которых были супружеский опыт Бижу и ипохондрия матери Герца. Каждая доброжелательно выслушивала собеседницу, терпеливо дожидаясь своей очереди заговорить.

Пока приступ загадочного сопротивления Фредди своей участи — точнее, участи, уготовленной ему матерью, — не нанес ей сокрушительный удар, эти вечера возвращали матери Герца часть ее прежней уверенности в себе. Для них она одевалась с особенным тщанием, готовила блюдо разной вкусной мелочи; на короткое время к ней возвращались манеры берлинской хозяйки, и она действительно возвышалась над всеми обстоятельствами своей несладкой жизни. Она жаждала общества Бижу, но никогда этого не показывала. Во всяком случае, у них была довольно тесная дружба, хотя, если бы это происходило в Берлине, они встречались бы всего пару раз в год. Чаепития, так же, как шляпка, которую Бижу никогда не снимала, возвращали им обеим уверенность в том, что традиции еще живы, что они обе еще не до конца утратили светские манеры. Возможно, эта уверенность была единственным, что связывало их с прошлой жизнью. Обе это тоже знали и дорожили знанием.

— Ну как наша дорогая подружка сегодня себя чувствует? — вернувшись из магазина, спрашивал отец Герца, галантно изображая причастность их дружбе, в то время как про себя он молча мечтал о бодрящем стаканчике шнапса.

Но этого ему не позволялось: церемонию следовало завершить глоточком шерри-бренди в компании дам. То был сигнал, что визит близится к завершению и скоро Юлиусу предстоит в очередной раз вести Бижу к остановке.

— О, спасибо, Вилли. А как вы? Как ваша работа?

— Отлично. Все замечательно.

— Какие новости оттуда?

— А какие оттуда могут быть новости? Лучше об этом не думать.

— Я стараюсь не думать, но это не так уж просто.

— Это еще долго будет непросто.

Тут вмешивалась мать Юлиуса и говорила, что им всем надо стараться жить настоящим. Сама она справлялась с этой задачей в своеобразной бесхитростной манере, приглушая тревогу и возмущение зацикленностью на собственном самочувствии, которое она ставила превыше здоровья мужа, и на Фредди, на которого возлагала преувеличенные надежды. О том, что ее надежды неоправданны, у Юлиуса был повод поразмышлять, когда он сидел с Фредди в почти голой комнате, напомнившей Герцу комнату в общежитии в Брайтоне. Фредди не проявлял ни малейшей склонности уехать отсюда. И Юлиус, и его отец понимали, что, когда Бижу Франк отбудет, миссис Герц вернется к своему обычному состоянию, снимет серьги и ожерелье и, скорее всего, снова переоденется в домашний халат. Дознание о здоровье Фредди будет проведено вечером, когда все уже будут уставшие, и всем прибавит усталости. Что родители знали об этих серых субботних днях? Что Юлиус позволял им узнать? Облегчать жизнь — вот была его задача. Даже обязанность. И наконец, допив вторую рюмку шерри-бренди, его мать позволяла себе принять предложение пойти лечь.

Ужин их состоял из припасенных для гостьи бутербродиков с копченым лососем и маленьких миндальных пирожных. А гостья, видимо, догадываясь об этом, ела очень мало. В каких-то вещах она была очень чуткой. Все они очень дорожили этой дружбой, поскольку больше дружить им было не с кем.