Очень прекрасный принц - [40]

— И терпеть твоё нытьё? Оставь эту тему, Дайяна. Ты бы сомневалась до скончания дней, а у нас этого времени нет. Эта ошибка могла бы отравить тебе всю жизнь, если бы я не вмешалась. Или ты воображаешь, что отец стерпел бы ублюдка в семье? Или думаешь, что выжила бы потом, в одиночестве? Ты даже яйцо вскипятить не в состоянии!

Это правда. Правда. И всё же…

Мать вздохнула и взяла мои слабые руки в свои, такие холёные и идеальные.

— Моя девочка, — сказала она, — я понимаю, что это тяжело. Но я прожила жизнь. Я знаю, что будет лучше для тебя и для семьи. Ошибки молодости случаются с любой из нас, понимаешь? Но сейчас это уже осталось в прошлом. Тебе надо сконцентрироваться на самой важной для любой юной леди встрече: свидании с принцем. Что может быть важнее этого?

Наивысшее достижение любой леди — понравиться принцу и тем самым упрочить власть своей семьи. Об этом все романы и сказки. Но...

— Ничего, мама. Ничего не может быть важнее, — я опустила голову, якобы выражая свою покорность. На самом же деле я прятала глаза. Это был мой способ кричать “Нет!”. Беззвучно, но… только так я умела.

До знакомства с Бэном (нет, не вспоминай!) единственными настоящими друзьями моими были книги. Мы с ними были похожи: прятались в темноте и тишине пыльной фамильной библиотеки, как призраки давно минувшего славного прошлого. Времени, когда моя семья действительно была великой, а не пыталась цепляться за традиции и устои, надеясь таким образом удержать утекающую сквозь пальцы силу...

Однажды в одной старой книге я нашла заметки и письма Улиты Деаркарской, одной из моих дальних родственниц. Во времена драконьих завоевательных войн она была убеждённым борцом за независимость, стала одной из немногих женщин, сражавшихся в частях регулярной армии, организовывала подпольное сопротивление. Если взглянуть на фамильный портрет, то мы похожи.

Но, конечно, только внешне. На деле же мне далеко до мужества Улиты. Она была невестой короля и не дрогнула перед лицом самого Первого Императора, принимая смерть от его руки… Я боюсь смерти. Боюсь боли. Всего боюсь, если честно.

Моей смелостью всегда был Бэн. С тех самых пор, как я в свои десять застала его за воровством пирожных, он всегда был смелым за нас двоих. Я же просто верила ему. И в него. Была готова убежать с ним и жить жизнью обычных людей. “Мы — маги, — говорил он, — и везде сможем устроиться”. И смелость, что светилась в его глазах, вдохновляла и меня.

Возможно, наш побег и удался бы, если бы о нём не узнал ещё один человек. Тот, кого я раньше считала другом. Но… он рассказал всё родителям. И папа уговорил Бэна от меня отказаться, а мама занялась мной. Она не лгала, но объяснила, что эта затея — просто ерунда. Что я умею? Что могу? Не способная самостоятельно одеться, трусливая, болезненная, ничего не умеющая. Та, за кого готовят, убирают и стирают слуги. Та, за кого платят родители. Та, у которой нет ничего своего.

Жалкая.

Так что мне очень подошли слова Улиты из её переписки: “Я буду драться до конца, до последней капли крови. Это моя страна, и я умру вместе с ней на этих стенах. А вам, сестра, в ответ на все советы я скажу лишь одно: опускать глаза вниз — это протест жалких и никчемных, протест беспомощных. Те, кто опускает глаза, ничего никогда не меняют”.

Тогда я подумала, что мне, жалкой и никчемной, такой протест подойдёт. Опустить глаза, чтобы моё осталось только моим. Чтобы мои чувства, закрытые на сотни замков, не отразились во взгляде.

— Ты слушаешь меня, Дайяна?

Это снова случилось: я ушла в себя настолько глубоко, что не заметила её слов. Вздрогнула.

— Простите, матушка. Я задумалась.

— Какая ты поразительная недотёпа, Дайяна! — рявкнула она.

Я сжалась. Меня всегда пугали громкие звуки, от криков я становилась ещё более глупой и беспомощной. Мать всегда пользовалась этим, если нужно было меня наказать.

— Итак, ещё раз, — она немного сбавила тон, очевидно, удовлетворённая моей реакцией. — Сейчас мы заедем ненадолго в городское имение, где ты получишь инструкции от отца. Потом необходимо посетить салон косметической магии, и модистку, и лавку ароматов, и магазин всяких женских хитростей. Так больше шансов, что принц отринет разговоры и сразу потащит тебя в постель.

— Я должна буду…

— Разумеется! — закатила глаза она. — Благодаря змее ты — его фаворитка. Такую возможность нельзя упускать! Переспишь с ним, и у нас будет повод просить о маленьких одолжениях… Жаль, конечно, что нет времени на то, чтобы восстановить твою девственность. Но имеем, что имеем; поистине хорошо, что в этом смысле драконы непереборчивы.

Я прикусила губу, вспоминая рассказ Лисси.

— Но ведь мать принца заболела, — заметила я тихо. — Едва ли он захочет…

— Мать? — матушка коротко хохотнула. — Не смеши меня, милая. Вот ты бы считала матерью любовницу отца?

Я могла бы сказать, что в умных книгах пишут: у драконов и оборотней порой встречается полиамория. Но я не стала. Мать не признаёт таких вещей; для неё преступно всё, что не традиционно.

— Что бы там ни было, сориентируйся по ситуации, — продолжила она. — Пожалей его, если надо: мужчины это любят. Погладь, обними, и вы всё равно окажетесь в одной постели. У мужчин всегда всё к этому сводится, они так устроены. Наш же удел — терпеть и уметь этим пользоваться.