Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев - [44]

В духе революционной открытости и эгалитаризма, которые еще имели место летом 1918 г., всем партиям, мнениям и инакомыслящим было дано право голоса, и приветствовалось присутствие представителей иностранных миссий в качестве наблюдателей. Локарту в сопровождении капитана Джорджа Хилла и некоторых представителей своей миссии была выделена ложа слева от сцены вместе с представителями французской и американской миссий. Напротив них были ложи центральных держав – Австрии, Венгрии и Германии во главе с невозмутимым и самодовольным графом Мирбахом[237].

Все присутствующие на съезде – делегаты, публика и председатели – лопались от напряжения и враждебности с самого начала. Тысяча двести делегатов со всех концов Советской республики представляли две партии, оставшиеся от неформальной коалиции, которая осуществила Октябрьскую революцию, – большевиков и левых социал-революционеров. Ленинские большевики были, бесспорно, партией власти. Встав во главе, проведя чистку и уничтожив большую часть других, включая анархистов и меньшевиков, они теперь вдвое превышали по численности левых социал-революционеров и были нацелены на установление абсолютной монополии на власть. Пятый съезд Советов быстро превратился в прелюдию к окончательной и смертельной схватке между двумя партиями.

Их взаимная ненависть стала очевидной на второй день съезда, когда руководители левых эсеров стали выражать свое недовольство большевиками, начиная с введения смертной казни и заканчивая продолжающимся обнищанием крестьянства. Самым главным оратором была худощавая, бледная молодая женщина по имени Мария Спиридонова. Полностью преданная делу социалистов, в молодости она снискала себе славу, застрелив жестокого помещика и местного правительственного воротилу. Она обладала неукротимой смелостью, и со сцены Большого театра ругала Ленина по всем пунктам. «Я обвиняю вас в предательстве крестьянства и использовании его в своих собственных целях». Согласно ленинской доктрине, по ее словам, рабочие являлись «лишь навозом». Ее голос был монотонным и скрипучим, но дух был силен, и она пообещала, что, если большевики продолжат унижать и уничтожать крестьян, она обрушит на них то же возмездие, которое постигло царского чиновника двенадцатью годами раньше[238].

Пока театр бушевал шквалом аплодисментов, Ленин сидел спокойно с таким самоуверенным видом, что вызывал у Локарта раздражение. Ленин верил в свою собственную власть и свою собственную безопасность. У него были ЧК, а также полк латышских стрелков – его верная преторианская гвардия – весь театр был окружен и наполнен ими. Он считал, что ему не страшны пистолеты фанатиков, а его новому режиму – политические радикалы.

Спиридонова не закончила; она также обрушилась на немцев, сидевших в своей ложе, потрясая в их сторону кулаком и утверждая, что Россия никогда не станет ни колонией, ни вассалом Германии. Сидевшему рядом с Локартом Джорджу Хиллу пришлось удерживаться от того, чтобы не зааплодировать ей[239]. Локарт, который знал, что левые эсеры поддерживают английскую интервенцию не больше, чем большевики, был настроен менее оптимистично.

Антигерманскую тему подхватил Борис Камков – еще один левый эсер и превосходный оратор. Он тоже обратился к ложе, в которой сидели немцы, и метал в них громы и молнии: «Диктатура пролетариата превратилась в диктатуру Мирбаха». Он осудил позорное подобострастие Ленина перед немецкими империалистами, «которые имеют наглость показываться даже здесь в театре». Пока Локарт изумлялся горячности Камкова и его самоубийственному безрассудству, левые эсеры в зрительном зале аплодировали и кричали: «Долой Мирбаха!»[240]

Снова и снова оккупация Германией Украины и правительство гетмана Скоропадского упоминались как свидетельство намерений Германии в отношении России.

Мирбаха, казалось, совсем не трогали эти открытые обвинения. Как и Ленин, он относился к угрозам левых эсеров всего лишь как к словам. Оба они совершали серьезную ошибку. Ни один из них не знал, что за пределами театра Спиридонова и ее соратники готовились воплотить свои принципы в действие. Они уже заручились необходимой поддержкой в ЧК и были готовы нанести удар.

Около трех часов дня в субботу 6 июля, на третий день съезда, двое сотрудников ЧК прибыли в посольство Германии, расположенное в Денежном переулке. Старшим из этих двоих был Яков Блюмкин – начальник отдела контрразведки антиконтрреволюционного управления. Украинский еврей из Одессы Яков Блюмкин был молод – ему только-только исполнилось двадцать лет, – но имел уже за плечами впечатляющий послужной список в революционных вооруженных силах и занимал одну из самых высоких должностей в ЧК. Его официальной задачей было наблюдение за деятельностью иностранных шпионов и дипломатических миссий, главным образом за немцами. Подобно некоторым другим высокопоставленным сотрудникам ЧК он также был членом партии левых эсеров и близким соратником Марии Спиридоновой. Она участвовала в составлении плана операции, который должен был осуществить Блюмкин[241].

Блюмкин и его спутник принесли с собой документ, уполномочивающий их обсудить некоторые вопросы с немецким послом, подписанный руководителем ЧК Феликсом Дзержинским и запечатанный по всем правилам ЧК. Помощник графа Мирбаха, на которого произвел впечатление этот документ, провел двух мужчин прямо к послу в гостиную его резиденции.