Очень Крайний Север - [51]
Такой прибыл рабочий коллектив. Следует упомянуть бригадиров (студентов четвёртого курса, проверенных бойцов стройотрядов) и администрацию — офицеров военной кафедры.
День начинался в 6:30. Продрав глаза, абитура брела к умывальникам с ледяной водой и к деревянным туалетам на десять очков (или «очок»? ). В качестве туалетной бумаги по традиции тех времён использовались газеты. С одной стороны, газеты были органами КПСС, ВЛКСМ, ВЦСПС (органами руководящих в стране организаций), с другой — их нещадно использовали в качестве обёрточной и подстилочной бумаги. Что ещё страшнее — о ужас! — в качестве подтирочного материала (страшно, конечно, для здоровья подрастающего поколения).
Посещение отхожего места было коллективным. Народ молодой, задорный — даже там развлекался как мог. Например, вырывали анонсы и заголовки статей и развешивали на стены. Казалось бы, совершенно бессмысленное занятие, но в нём проявлялся смысл, если к подписи представить некую картинку, например… э-э-э-э… например половой акт между мужчинами. А что?! Сегодня в цивилизованных европейских странах это считается обычным делом. Или вы думаете по-другому? Нет? Ну то-то же!
И тогда заголовки типа: «Не снижаем производственного темпа!» или «Встреча с братскими коммунистическими партиями», или «Обычная жизнь рабочих капиталистических стран» — обретали новый, комичный смысл. Не смешно? Это вам сегодня не смешно, а тогда в Советском Союзе был такой накал гомофобии, что все ржали как ненормальные. Конечно (как мы теперь знаем) — это КГБ всех заставляло…
В 7:00 — ежедневное утреннее построение: абитуру погруппно строили на плацу между бараками. Начальник лагеря — полковник — принимал доклады бригадиров об общем состоянии трудового коллектива: столько-то человек в наличии, столько-то здоровых, столько-то больных. Получали разнарядку на день. Десять минут на совещание и… наконец — долгожданный завтрак.
Кормили однообразно: картошка, картошка… und картошка… Что собирали, то и ели. Нужно отдать должное: картошка была с мясом, но говядина — от старой коровы: с жёлтым жиром, с жилами, жёсткая, как раз для молодых зубов. Врали, что падаль, но врать-то у нас всегда были горазды. К картошке с мясом давали деревенский белый хлеб — свежий и вкусный. На третье — вечный чай из больших алюминиевых чайников. Про чай врали, что с бромом. А как же? Всем же понятно, как-то надо бороться с молодой гиперсексуальностью. Только ни хрена не помогал этот бром! Даже если его сыпали…
После завтрака — снова построение, и колонной по четыре к месту работы. Пока шли, балагурили и выпендривались, распуская перед девчонками хвосты. Было весело и задорно. До полей, а располагались они километрах в двух-трёх от лагеря, топали минут тридцать-сорок. Поля огромные — по нескольку километров в длину и ширину; на них рядами через полметра тянулись грядки. Вначале, пока стояла сухая и тёплая погода, — бывают такие дни в первых числах сентября в средней полосе — картошку копали маципурами, полукомбайнами, которые таскали тракторами «Беларусь». Маципуры подрезали, переворачивали и перетряхивали грунт с кустами картошки, клубни оказывались на поверхности. А дальше… а дальше в бой вступала абитура. Кто на корточках, кто на коленях, кто кверху одним местом — шли вдоль бесконечной грядки и собирали картошку в вёдра. Вёдра опорожняли в мешки, их ставили кучками по пять-шесть через равные промежутки. Заполненные мешки собирали бригады грузчиков, которые разъезжали на бортовых ЗИЛах.
Грузчики были исключительно с третьего факультета. Их положение — свобода перемещения, возможность выехать в село, купить сигареты и карамельки — делало парней в некотором смысле элитой, эдаким «не совсем говном»… среди «полного». Они это чувствовали и борзели как могли. Когда мешки ставились слишком часто и не собирались в кучу, их могли запросто перевернуть. Приходилось вновь собирать картошку в мешки и стаскивать в большую кучу. Поэтому, если находили тару побольше, для гадов с третьего факультета готовились подарки: «смерть грузчикам» — мешки по семь-восемь вёдер. Месть — она сладка…
Монотонно с утра и до обеда абитура собирала картошку. В час дня всех вели в лагерь на обед. Опять кормили картошкой с мясом, поили «чаем с бромом», а в половине третьего — снова в поле, пока не начинало темнеть. К заходу народ приводили в лагерь на вечернее построение. Бригадиры докладывали: сколько каждая группа собрала картошки, сколько вывезено; там же формировали задание на завтра.
И — ужин! После ужина — дискотека! Каждый день! Обязательно! Разминка для позвоночников. А никто и не сопротивлялся, тем более акустика была приличная — всё же в лагере жили студенты (будущие студенты) радиотехнического факультета, а они всегда трепетно относились к качеству звучания магнитофонных записей. Мальчишки и девчонки резвились на плацу под ритмы «Бони М», «Арабесок», «Эрапшен». И, конечно, танцевали медляки.
У Юрки в колхозе была девушка. Так, ничего особенного… Они даже толком не целовались — не умели. Танцевали, вместе ходили на работу, иногда, где-нибудь в более тёмном месте, немножко обжимались — Юрка первый раз в сознательной жизни потрогал женскую грудь, и… — ну и всё! Суровые стояли времена. Хотя некоторые девушки и юноши развлекались по полной. Но то были парни с третьего и девушки с шестого, а детям с пятого оставалось только завидовать более смелым сверстникам. Эх, кабы курсе на третьем… Но авиационный возил только абитуру!
Если заболел горами, тебя будут преследовать мысли об Эвересте. Чтобы на него подняться, нужны здоровье, физическая подготовка, целеустремлённость, а главное — деньги. Но ведь можно же только взглянуть! Пусть не покорить вершину, так хотя бы посмотреть. И Юрий Серов отправляется в Непал. Необычный гид, сложный коллектив, непростой поход. Сможет ли Юра добраться до базового лагеря Эвереста? Читайте в пятой повести цикла «В горы после пятидесяти…» — «Гималаи. Добрый пастырь Вовка Котляр».
Юрий Серов сроднился с горами. Близкие считают его опытным восходителем и хотят отправиться с ним в экспедицию. Но горы сложны и непредсказуемы. Юрий попадает с опасную ситуацию в предгорьях Казбека в Грузии. Сумеет ли он подняться? Кто ему поможет? И чем окончится его горный цикл, читайте в шестой повести-отчёте сборника «В горы после пятидесяти…» — «Казбек. Больше, чем горы».
Попаданец Юра Серов познакомился со странными профессорами-историками и попал в историю. В очень странную историю, где реальность переплетается с вымыслом, а вымысел так и норовит стать неоспоримой истиной. Как разобраться? Как понять, что в Истории ложь, а что — правда? Как узнать, где начинается сказка, а где она заканчивается? Просто! Надо поставить мысленный эксперимент!
По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.