Очень хотелось жить - [19]

Шрифт
Интервал

Инструктор нашего экипажа сержант-пилот Василий Ростовщиков прибыл в школу отдельно, видимо из летной части, было ему под тридцать; почему он задержался в сержантском звании, мы, конечно, не знали. Был он высок, могуч, в нем угадывалась огромная сила, сила добрая, не отпугивающая, а, наоборот, привлекающая неизменные симпатии и внушающая окружающим спокойствие и бодрость. И действительно, был Ростовщиков всегда уравновешен, спокоен, справедлив, чем выгодно отличался от своих молодых коллег, которые недостаток своего педагогического опыта пытались компенсировать излишней суетливостью, горячностью, иногда криком.

В ту пору обучение проходило так. Инструктор садился в переднюю кабину, курсант — в заднюю. Управление самолетом было спаренным, вести машину можно было как из передней, так и из задней кабины. И там и тут были ручки, педали, рычаги, они двигались синхронно. Связь между обучающим и обучающимся была примитивной. К правому уху курсанта прикладывалась металлическая пластинка с трубкой (она так и называлась — «ухо»), выходившей через дырку в шлемофоне. На трубку надевался мягкий резиновый шланг, переброшенный в переднюю кабину. Другой конец шланга был прикреплен к жестяной воронке. Прикладывая воронку ко рту, инструктор давал курсанту указания: «Крен, крен, неужели ты не видишь? Давай ручку влево!» Спросить что-либо у инструктора курсант не мог, обратной связи не было.

Ну, а пока полеты еще не начинались, мы продолжали теоретические занятия. Прибавилось изучение КУЛПа — курса учебно-летной подготовки. КУЛП — это очень умный учебник, в нем было по полочкам разложено, что надо делать курсанту от взлета и до посадки. КУЛП мы изучали на бездействующем пока аэродроме, садились в кружок, инструктор Ростовщиков читал параграф за параграфом, давал пояснения, потом обращался с вопросом:

— Вот вы, курсант Ревич, расскажите, как будете выполнять полет по коробочке? Что об этом говорится в КУЛПе?

— Выруливаю на взлетную площадку. Получив разрешение стартового наряда, которое подается отмашкой белого флажка, большим пальцем левой руки включаю опережение, газ, а когда мотор наберет полные обороты, двигаю ручку от себя. Самолет начинает разбег. Когда колеса оторвутся от земли, то плавным движением выбираю ручку на себя. Слежу за набором высоты. Но вот стрелка альтиметра показывает сто метров. Делаю первый разворот. Для этого отжимаю левую педаль вперед и одновременно поворачиваю ручку влево…

— Все правильно, — останавливает его инструктор. — Курсант Фроловский, продолжайте…

— Развернувшись под углом в 90 градусов, — рассказывает Анатолий, — выравниваю машину. Плоскости занимают одинаковое положение по отношению к земле, лечу параллельно шляпке посадочного «Т». Удерживаю капот на линии горизонта. Лечу дальше…

Фроловский запнулся.

— Значит, лечу, — мямлит он.

— И долго летите? — любопытствует Ростовщиков.

— Лечу… — идет ко дну Толька.

Мы прячем улыбки.

— Так до какого пункта летите? До Индии или в другую сторону, на Северный полюс? Курсант Пестов, подскажите.

Эдуард отвечает без запинки.

— Молодец, Пестов, — доволен инструктор. — Поймите, друзья, КУЛП нужно знать назубок. Это основа основ, ничего придумывать вам больше не надо, все предусмотрено, все есть. В нем — опыт многих поколений русских летчиков. И в значительной мере печальный опыт: небо не прощает отсебятины, приблизительности, недисциплинированности. Поэтому, если в КУЛПе говорится, что скольжение нужно делать так, поступать нужно точно таким же образом. Любое отклонение ведет к катастрофе. Можно без преувеличения сказать, что каждая строчка КУЛПа написана не чернилами, а кровью самонадеянных авиаторов.

Мы сидим на пожухлой под жарким августовским солнцем травке у «тринадцатой-белой». Эту машину закрепили за нашим экипажем, на ней мы будем летать. Правда, она вовсе не белая, а обычная, серо-зеленая, только возле самого «костыля», заменявшего на учебных машинах заднее колесо, нанесена неширокая, опоясывающая фюзеляж белая полоса.

Впервые увидев цифру «13» на хвосте нашей машины, Витька Шаповалов присвистнул:

— Вот это вытянули номерок! Кому-то из нас будет крышка, если не всем сразу! — Он в притворном отчаянии обхватил свою голову.

— Сия примета верна лишь для морского флота, в авиации же она теряет силу, — в том же шутливом тоне ответил сержант-пилот Ростовщиков. — Документально установлено, что наибольшее число орденоносцев вышло из тех курсантов, которые обучались на машинах под тринадцатым номером. А если полеты к тому же начнутся в понедельник, быть вам всем Героями Советского Союза, не иначе…

Полеты начались в понедельник, 22 августа. В ожидании волнующего праздника осуществления дерзновенной мечты о небе многие ребята не сомкнули глаз до трех часов ночи, когда был объявлен подъем. В четыре часа, после завтрака, мы строем двинулись на аэродром.

За окончательно опустевшими казармами кавалеристов начинались сады, окружавшие город плотным кольцом. Из низин там и тут выползали клочья предутренней дымки. Легкий, дрожащий пар цеплялся за ветки яблонь, но под лучами встающего солнца тут же растворялся в зеленой листве. Влажная от вечернего полива дорога хватала за сапоги. Потом воздух разорвал рокот, на аэродроме мотористы принялись опробовать моторы. Настроение у всех было превосходное: еще бы, идем на полеты! Яшка Ревич, в такт шагу раскачивая головой, мурлыкал себе под нос песенку на мотив утесовской «Гоп со смыком», пришедшую в Фергану из других летных школ: «Никогда я не был комсомольцем, но в армию пришел я добровольцем. И служил я для народа в ВВС четыре года, в результате младший командир… А когда полеты наступили, да-да! Эх, новой жизнью мы тогда зажили, да-да! Новой жизнью мы зажили, семь „эр-пятых“ разложили, эх, была бы цела голова!..»


Еще от автора Илья Миронович Шатуновский
Америка — справа и слева

ОБ АВТОРАХ ЭТОЙ КНИГИВ биографиях Бориса Георгиевича Стрельникова и Ильи Мироновича Шатуновского много общего. Оба они родились в 1923 году, оба окончили школу в 41-м, ушли в армию, воевали, получили на фронте тяжелые ранения, отмечены боевыми наградами. Познакомились они, однако, уже после войны на газетном отделении Центральной комсомольской школы, куда один приехал учиться из Пятигорска, а другой из Ашхабада.Их связывает крепкая двадцатипятилетняя дружба. Они занимались в одной учебной группе, жили в одной комнате общежития, после учебы попали в «Комсомольскую правду», потом стали правдистами.


Закатившаяся звезда

В конце прошлого года в газете «Правда» было опубликовано сообщение Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР о поимке американских шпионов, проникших на территорию Советской Латвии. В этой документальной повести рассказывается о том, как были сорваны планы разведки США, как были задержаны и изобличены работниками советских органов госбезопасности американские шпионы. Повесть написана по рассказам участников операции «Закатившаяся звезда», а также по материалам следствия. Художник Юрий Георгиевич Макаров.


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.