Очень хотелось жить - [18]

Шрифт
Интервал

На вечерних улицах было довольно много людей, к нашему удивлению, попадались шумные компании гуляющей молодежи. В парке Дома офицеров играл оркестр. С танцплощадки доносилось шарканье подошв.

— А другие воюют, — вздохнул Виктор. — Слышали сегодняшнюю сводку? Дела не ахти. Бои идут на кексгольмском, белоцерковском, смоленском направлениях, а это значит — на дальних подступах к Ленинграду, Киеву, Москве. Минск, по всей вероятности, уже сдан. А здесь танцульки.

— Что же делать, если пока есть возможность, — возразил Яков. — Ушлют на фронт, там уже не попляшешь под оркестр. Давайте заглянем на танцы. Может, в последний раз…

— Будешь вальсировать в эдаких сапожищах? — удивился Виктор. — Какая девушка с тобой пойдет? Можно найти занятие поскромнее.

— Ну, как знаете, — сказал Яков. — Значит, встретимся в казарме.

И помчался на звуки музыки.

А голкипер сборной летной школы потащил меня за собой. Шагал он быстро, я едва успевал. Вскоре улицы сузились, зелень поредела, кирпичные дома уступали место низким глинобитным строениям, выходящим слепыми стенами в глухие переулки. Наконец лабиринт улочек вытолкнул нас к хаусу[2], вокруг которого шумел, звенел, пестрел всеми красками восточный базар. Прекрасно ориентируясь в незнакомой обстановке, Витька уверенно протискивался между тесных рядов, где бойко торговали курдючным салом, дынями, лепешками, самсой — печеными пирожками с луком, обошел чайхану, где посетители, отставив пиалы с недопитым чаем, восторженно наблюдали, как две нахохлившиеся перепелки отчаянно наскакивали друг на друга. Зрители азартно кричали, шла крупная игра, на перепелок ставили деньги: чья победит, тот и снимал кон.

Перепелиный бой Виктора не волновал, он остановился возле сбитой из досок палаточки, на которой по-русски было написано: «Вино». У бочки средних размеров сидел скучающий продавец в чалме и ватном халате.

— Два стакана! — распорядился Виктор и подмигнул мне: — Это отличное крепленое, типа портвейна. Ты любишь?

Я неопределенно крякнул. За всю жизнь я выпил стакан пива на выпускном вечере да полкружки водки у столяра Игната. Теперь мне предстояло познакомиться с третьим хмельным напитком — вином. Я хлебнул из стакана. Вино показалось мне противным, приторным до дурноты. А Виктор кейфовал. Бережно подняв стакан, он разглядывал вино на свет, пробовал на язык, чмокал и лишь потом начал пить мелкими глоточками.

— Крепленое, — повторил он с нескрываемой радостью.

К своему стыду, я не знал, что такое «крепленое», но, чтобы не пасть в глазах товарища, не спросил.

— А ты что не пьешь? — подтолкнул меня локтем Виктор.

Пить мне не хотелось.

— Набегался на футболе, устал, — соврал я.

— С устатка даже лучше пьется, — заметил Виктор. — Освежает.

Он выпил еще три стакана. Виктор был двумя годами старше меня, в армию попал после второго курса института физкультуры, я подумал, что ему наверняка приходилось участвовать в студенческих пирушках.

— Еще стаканчик, — заказал он.

— Не много ли будет? — попытался я его удержать.

— Ничего, купим жареных семечек, запах отобьет.

Витька поднялся из-за стола, заметно пошатываясь. Я долго прогуливал его по боковым улицам в надежде, что он отрезвеет, и у проходной Виктор был вроде бы в полном порядке. Но тут рядом о дневальным, открывавшим калитку, возник сержант Ахонин. Он держал на ладони карманные часы. Было 21.45 — мы пришли за пятнадцать минут до срока. Сержант спрятал часы, принюхался, сжал ноздри.

— Выпивали, товарищ курсант, а семечками закусывали? — нарочито ласковым голоском спросил он Виктора.

— Да. Позволил себе кружку пива. Только одну.

— Один наряд вне очереди, — тем же елейным голосом пропел Ахонин. — Повторите.

— Духан уже закрыли, — объяснил Виктор. — А то бы повторил.

— Не повторяйте! Повторите, что я сказал!

— Так повторять или не повторять? — спросил Виктор.

Сержант взбеленился.

— Ах, вы огрызаетесь, остроумничаете! — крикнул он, задыхаясь от гнева. — Не рассуждать!

— Буду рассуждать! — взорвался Виктор. — Всю жизнь меня учили рассуждать. Не рассуждают только ишаки, которые, ничего не думая, вышагивают «ать-два, левой»! А я стану летчиком! Вот тогда-то я припомню вам эту кружку пива! Будете топать у меня строевой под мою команду!

Сержант Ахонин остолбенел, он не ожидал такого отпора. Судя по всему, он был ошарашен той мрачной перспективой, которую нарисовал Виктор. Наверное, ему представилась такая картина: он марширует строевым шагом мимо этого курсанта, а тот распоряжается: «Выше ножку! Оттягивай носок! Распрями плечи!» Ахонин не нашелся что сказать, в сердцах сплюнул и пошел прочь. Но ничего не забыл. Витька мыл полы на следующую ночь…

Впрочем, самовластье сержанта Ахонина уже кончалось. В школу начали прибывать самолеты У-2, на которых должен был состояться наш путь в небо. Самолеты были старенькие, они повидали виды в осоавиахимовских аэроклубах, но нам казались неописуемыми красавцами, сильными, неудержимо рвущимися в воздух. Тут же появились инструкторы, ребята старше нас года на три, только что выпущенные из летных училищ сержантами- пилотами. Все они были немало огорчены и обескуражены: рвались на фронт — и вдруг на тебе! Угодили в тыл, вместо боевого истребителя — учебный тихоход, изволь вывозить курсантов!


Еще от автора Илья Миронович Шатуновский
Америка — справа и слева

ОБ АВТОРАХ ЭТОЙ КНИГИВ биографиях Бориса Георгиевича Стрельникова и Ильи Мироновича Шатуновского много общего. Оба они родились в 1923 году, оба окончили школу в 41-м, ушли в армию, воевали, получили на фронте тяжелые ранения, отмечены боевыми наградами. Познакомились они, однако, уже после войны на газетном отделении Центральной комсомольской школы, куда один приехал учиться из Пятигорска, а другой из Ашхабада.Их связывает крепкая двадцатипятилетняя дружба. Они занимались в одной учебной группе, жили в одной комнате общежития, после учебы попали в «Комсомольскую правду», потом стали правдистами.


Закатившаяся звезда

В конце прошлого года в газете «Правда» было опубликовано сообщение Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР о поимке американских шпионов, проникших на территорию Советской Латвии. В этой документальной повести рассказывается о том, как были сорваны планы разведки США, как были задержаны и изобличены работниками советских органов госбезопасности американские шпионы. Повесть написана по рассказам участников операции «Закатившаяся звезда», а также по материалам следствия. Художник Юрий Георгиевич Макаров.


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.