Очарование темноты - [55]

Шрифт
Интервал

Волнуясь, Молохов вытащил из-за икон выпись.

Жених хотел что-то сказать, но глаза встретились с глазами Молохова, и все слова застряли несказанными в горле Клавдия.

— Больше не будем об этом. Тяжко и мне, и тебе, должно быть, тяжко такое своеволие. Забудем о нем. Я усыпил зверя в себе и требую, чтобы никто не полусловом не смел его будить. — Молохов покосился на знаменитую шомполку, почему-то оказавшуюся в этом гостевом зале, и потребовал накрывать стол.

— Коли такое дело, так пусть будет оно таким, — примирительно согласился Лука Фомич. — Значит, большую свадьбу нам не играть…

— Поздно ее играть, Лука. Поздно. Только людей смешить да врагов тешить ранними родами. А ты запиши себе число и месяц ихнего венчания. А я бумагу запру в несгораемый шкаф, чтобы не вздумал муж отпереться, что он не женат. А теперь шампанского… А после него бери, Лука, сношку в свой дом. Береги и люби ее. Она стоит того…

ЦИКЛ ПЯТЫЙ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

О тайном венчании Клавдия Акинфина и Агнии Молоховой на второй-третий день узнали все. И все удивлялись, как мог Молохов простить такое дочери и зятю.

Простой народ, услышав об этом, тут же забыл. А те, кто относились к непростым, живо обсуждали случившееся, строя догадки, как скажется породнение Акинфиных и Молоховых на их заводах.

Оглушенный примирением Молохова, Шульжин решил перейти к Потакову. Там он сумеет быть очень полезным и, получая меньше, вознаградит себя местью всем своим обидчикам. Когда все определилось, Шульжин объявил о своем уходе.

— Не торопись, ваше превосходительство, — сказал Молохов. — Потакова Платон к своему тарантасу пристегнет. Каково тогда будет тебе? Лучше Кэт свою прикэть. Есть один. Лет ему немало, зато тысяч порядочно… Худой-то мир лучше доброй ссоры, равно как и старый законный муж надежнее безусого двоехвостика.

Шульжин понял больше, чем желал. А те, кто не понял, принялись наносить поздравительные визиты Акинфиным. Перечислять, называть всех побывавших нет надобности. Большое перечисление имен затенило бы интересные для нас имена. Потакова, например. Его интересовал не Клавдий, а Платон.

— Теперь, Платон Лукич, мне, вероятно, придется искать поставщика железа. Вам, надо полагать, потребуется все, что производит Василий Митрофанович, да еще недостанет производимого им.

— Если недостанет, Антип Сократович, у меня есть где прикупить. Мне пока не так много нужно сырья на мои мелкие поделки. Берите уж вы. Вам, доброму, снисходительному фабриканту, подойдут и молоховские сорта.

— Чем они плохи, Платон Лукич?

— Тем же, Антип Сократович, что и ваши изделия.

Потаков скрыл обиду:

— Плохое можно улучшить, Платон Лукич…

— Имея что улучшать, Антип Сократович, нужно научиться улучшать.

— Пытаюсь, Платон Лукич, пытаюсь…

— Попытка еще не действие, а намерение. Пока вы пытаетесь и намереваетесь, другие в это время действуют, и действуют не в вашу пользу.

— Вы?

— Я, кажется, уж нет. Нам не имеет смысла производить то, что успешнее и дешевле могло бы делаться у вас и что мы рады бы переуступить вам, Антип Сократович.

— Мне? На каких условиях? Уж не на акционерных ли?

Платон посмотрел в глаза Потакову.

— Вас кто-то очень хорошо осведомляет относительно наших желаний?

У Потакова забегали глаза.

— Слухами земля полнится. Извините, Платон Лукич, скажите: захотели ли бы вы из хозяина превратиться в пайщика?

— А я и есть пайщик фирмы отца. Мне платится жалованье, а доход идет в основной капитал. Я же предлагаю вам не кабалу, а прибыли. Ваш завод будет производить такое, что у вас не будет нужды в поисках покупателей. Вы же ищете их…

— Вас тоже кто-то хорошо осведомляет…

— Да. Телефон. Проведите его и вы. — Платон снял трубку. Позвонил и попросил доставить ему образцы литой посуды.

— Мне хотелось увидеть ее. Вы очень предупредительны, Платон Лукич.

— Я вам подарю принесенное, а вы попытайтесь отлить такое же. Уплаты за подражание фирма не возьмет.

— Я никогда не подражаю.

— Подражаете, Антип Сократович. А подражание никогда не становится лучше того, чему подражают. Мистер Фолстер учил меня: не повторяй увиденного, а совершенствуй его, тогда никто не назовет тебя присвоившим чужое.

Литейщик-чех Карел Младек принес набор сковород, чугунов, жаровен.

— Паровые утюги тоже захватили на всякий случай, — сказал литейщик. — Уходить или рассказывать?

— Рассказывайте, а я пройду в цех.

Потаков нескрываемо залюбовался отличным литьем. Без следов стыков форм, без малейших раковинок и даже шероховатостей.

— Это есть, господин Потаков, литье по моему способу, — начал с легким акцентом Младек. — У меня на родине тоже еще не научились отливать такие гладкие, с тонкими стенками, очень крепкие посудные утвари.

Мастер, стараясь говорить короче и понятнее, показывал сковороды, на которых еле заметно, но четко красовался маленький фабричный знак — весы.

— А это есть угольный утюг внутреннего горения, господин Потаков. Он в два раза легче вашего и нагревается скорее около двух раз. При таком весе мы делаем вдвое больше отливок, и поэтому можем их дешевле продавать и больше получать капиталов.

— Отлично, господин литейщик, отлично… А как это делается?


Еще от автора Евгений Андреевич Пермяк
Для чего руки нужны

«Петя с дедушкой большими друзьями были. Обо всём разговаривали…».


Самое страшное

«Вова рос крепким и сильным мальчиком. Все боялись его. Да и как не бояться такого!..».


Мама и мы

«Обо всем своем детстве говорить, недели, пожалуй, мало будет. А так, кое-что – пожалуйста. Вот, например, случай был…Мы задержались в школе, потому что заканчивали выпуск стенной газеты. Когда мы вышли, уже смеркалось. Было тепло. Падал крупный, пушистый снег. Видимо, поэтому Тоня и Лида дорогой танцевали танец снежинок. Мой младший брат, ожидавший меня, чтобы идти вместе, подсмеивался над ними…».


Про нос и язык

«У Кати было два глаза, два уха, две руки, две ноги, а язык – один и нос – тоже один…».


Маркел-Самодел

«Давнее давнего это было. Жил в те незапамятные времена Маркел-Самодел. Всё сам делал…».


Палей и Люлех

Сборник сказов советских писателей, посвященных теме труда: П. Бажова, С. Писахова, Б. Шергина, М. Кочнева, Е. Пермяка и др.


Рекомендуем почитать
Октябрьские зарницы. Девичье поле

Включенные в книгу роман «Октябрьские зарницы» и повесть «Девичье поле» составляют дилогию, главным героем которой является большевик Степан Северьянов — молодой учитель, бывший солдат-фронтовик. Его жизнь — яркий пример беззаветного служения партии, трудовому народу, великому делу пролетарской революции. «Октябрьские зарницы» — это правдивая, волнующая история о том, как крестьяне глухого лесного края вместе с первыми сельскими большевиками боролись за свою родную Советскую власть. Действие повести «Девичье поле» происходит летом 1918 года в Москве на съезде-курсах учителей-интернационалистов.


Черная шаль с красными цветами

Нелегкий жизненный путь прошел герой романа коми писателя Бориса Шахова: еще подростком Федор Туланов помог политссыльному бежать из-под надзора полиции, участвовал в гражданской войне, революционных событиях, а затем был раскулачен и отправлен в лагерь…


...При исполнении служебных обязанностей

"Самое главное – уверенно желать. Только тогда сбывается желаемое. Когда человек перестает чувствовать себя всемогущим хозяином планеты, он делается беспомощным подданным ее. И еще: когда человек делает мужественное и доброе, он всегда должен знать, что все будет так, как он задумал", даже если плата за это – человеческая жизнь.


Если бы не друзья мои...

Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.


Мой учитель

Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».


Тайгастрой

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.