Очаг и орел - [99]

Молочник тоже приблизился, ожидая ответа.

— Ну, приход сюда миссис Кабби в действительности не имел к нам никакого отношения, — сказала Эспер. — Ее разум был затуманен. Я полагаю, она вспомнила, что Нат работает на мистера Портермэна; это не имеет ничего общего с тем, что случилось позже.

Эспер говорила довольно твердо, и она видела, что, как ни разочарованы были слуги, она убедила и их, и молочника, которому не придется нести новую сенсационную историю в город.

Она спокойно вышла из кухни и поднялась наверх, в туалетную комнату, и тут ее охватил сильный приступ тошноты. Когда он наконец утих, Эспер съежилась на полу, откинув голову к стене. Ее глаза были устремлены на блестящий медный кран. Но вместо крана она видела обмякшее, одетое в черное тело Ли, с которого на крышу капала кровь, как описал это молочник. Она видела Ли, стоящей прошлой ночью в их гостиной с гордо поднятой головой, огромными, горящими, полными слез глазами, устремленными на Эймоса с мольбой и страстью.

— Да, — произнесла Эспер громко. — Это была правда.

Она закрыла глаза, и на нее снова нахлынула дурнота. Отвратительно. Отвратительно. Как он мог… как он мог притворяться прошлой ночью… лгать и не испытывать жалости?

Вернувшийся домой к ленчу, Эймос ворвался к ней с криком:

— Эспер, ради Бога, я искал тебя повсюду! В чем дело, дорогая, тебя тошнит? — он поднял жену с пола и отнес в спальню.

Эспер лежала неподвижно, глядя в обеспокоенное лицо мужа.

— Эймос, ты слышал о Ли?

— Да, я знаю. Это ужасно. Но пусть это тебя так не огорчает. Боюсь, это случилось из-за моих слов о психиатрической лечебнице.

— Нет, — возразила Эспер, садясь и твердо глядя на него. — Это произошло не из-за твоих слов о психиатрической лечебнице, а из-за того, что ты назвал ее сумасшедшей старухой. Ей наконец стало ясно, что ты никогда не любил ее, несмотря на то, что было между вами.

— Эспер! — Эймос свирепо посмотрел на жену. — Ты тоже сошла с ума? Как ты можешь верить этому бреду больной женщины!

— Эймос! Послушай меня. Я не игрушка. Я не ребенок и не восковой цветок, который надо защищать от малейшего сквозняка. Я знаю, что ты был любовником Ли. Но я хочу услышать правду от тебя.

Эймос встал так резко, что Эспер упала обратно на подушки. Он пристально посмотрел на жену сверху вниз, и его лицо было таким же напряженным и суровым, как ее.

— Зачем? — спросил он с холодной яростью. — Какое это имеет значение?

Эспер почувствовала боль, как тупой удар в сердце. За все время их совместной жизни она даже не подозревала, что он может так смотреть на нее. Враг. Они никогда не ссорились, не спорили. Хороший брак, как сказала Сьюзэн, действительно так оно и было. Но теперь Эспер боялась изменить свое мнение о нем. И все же она не могла отступить.

— Это ради нашей любви, — медленно сказала она. — Хотя ты лгал прошлой ночью — и, возможно, тебе пришлось лгать тогда. Я не могу вынести мысли о том, что ты лжешь мне.

— Очень хорошо, — ответил он тем же яростным и горьким тоном. — Я был с Ли один раз, двенадцать лет назад. Я не собираюсь объяснять тебе, как это произошло. Я не придал этому значения — так, пустяк, какие бывают у большинства мужчин.

— Зато это оказалось не пустяком для Ли, — произнесла тихо Эспер. — Она думала, что ты любишь ее. Она убила себя из-за этого.

— Ли была сумасшедшей. Ради Бога, Эспер! Я никогда не думал, что ты можешь вести себя как маленькая дурочка.

Эспер подняла голову, и слезы заполнили ее глаза.

— Извини. Не смотри на меня так сурово. Все это было ужасным шоком.

Но гнев Эймоса не утихал.

— Эймос, — сказала Эспер очень тихо, — не отталкивай меня. Я больше никогда не упомяну об этом. Только… — она замолчала.

— Только что? — крикнул Эймос яростно.

Эспер не хотела произносить этого. Она была измучена, опустошена и жаждала только вернуть взаимопонимание, нежность и душевный комфорт.

— Я боюсь Ната, — прошептала она.

— Ерунда! — процедил Эймос сквозь зубы. Но ее призыв был принят. Он заговорил тише. — С Натом все будет нормально. После того как он оправится после этой трагедии, он, несомненно, почувствует облегчение. Должно быть, ему было ужасно трудно сдерживать мать во время обострений ее болезни. Она, видимо, даже кидалась на него, помнишь те шрамы на его щеках?

Да, подумала Эспер с тоской, и, возможно, у нее были причины.

— Нат — это зло, — сказала она. — Он не такой, как другие люди.

— Ерунда, — повторил Эймос, — он угрюмый и злобный временами, я согласен с тобой. Но на самом деле он никогда не делает ничего плохого.

— Он никогда не делал ничего плохого из-за Ли или мысли о ней. Но теперь ее нет.

— Эспер, ради Бога, перестань преувеличивать и толковать об одном и том же. Нат вернется на свое рабочее место через день или два, он будет ловко натягивать заготовки на колодки и ворчать о своем жалованье, как обычно.

— О, мой дорогой, — прошептала Эспер умоляюще, — разве ты не знаешь, что он ненавидит тебя? Он всегда ненавидел тебя. Я думаю, он остался на фабрике, чтобы следить за тобой. А теперь, после того, что сделала Ли, он мог решить, что ты в этом виноват. Я не понимаю Ната, но… — ее голос оборвался.