Обжалованию подлежит - [42]
Сунув обратно в тумбочку гребенку и все остальное, помогшее Зое «прихорошиться», Оксана согласно кивнула.
— На работе частенько случается подзастрять, беспокоишься зря. Все едино придет, куда ему деться…
После обеда — Зоя и до него не дотронулась — вошла нянечка в желтых новеньких босоножках, приобретенных, как можно догадываться, на повседневно и повсеместно получаемые рубли. Вошла, взмахнула конвертом, бойко провозгласила:
— Пляши! Письмо. И чтоб прямо в руки. От самого.
— Его что, не пропустили ко мне? — разволновалась Зоя. — У него от палатного постоянное разрешение. На любые часы. Он что, пропуск забыл?
— Нам и без пропуска ведомо. Да так торопился, что Николай Андреич, анестезиолог, шедши навстречу, чуть по ступенькам не загремел. — Заметив, насколько больная переменилась в лице, вестница мигом выскочила в коридор, мелькнув желтыми босоножками.
Зоя поначалу окаменела. Затем мешкотно, как бы в целях оттяжки, развернула листок. Прочла его, перечла и бессильно уронила на грудь. Придавила отяжелевшим затылком подушку. Лицо мучнисто белело, теперь уж никак не от пудры. Оксана примостилась у Зои в ногах, расспрашивать не рискнула. Та, немного опомнившись, пролепетала сама:
— Не передашь никому? Честное слово?
— Клятву даю! — Хотела поклясться жизнью, но запнулась, подумав, так ли уж много стоит теперь ее жизнь. Получив письмо из дрожащих Зоиных рук, молча с ним ознакомилась. Да… Этакое посланье не забудешь до конца своих дней. А у Зои, если верить написанному, конец был не за горами.
Письмо начиналось без обращения: «Имей совесть, оставь моего сына в покое». Стало быть, писал не тот «золотой», кого природа наделила вялой линией подбородка. Не диктовал, не писал, но беспрекословно доставил по назначению. «Ловко ты его окрутила, по молодости попался, лопух. На год восемь месяцев моложе тебя. Не жди Митю больше, не надейся разжалобить. Ты меня, милая, знаешь, я за сына родного горой постою. Вчера самолично беседовала с врачом из вашей палаты, Митяй представил, будто я тебе мать. Сергей Петрович по праву выложил, как оно есть. Небось сама давно уж пронюхала, что даже не раком больна, а чище того — саркомой. Таишь, что все внутренности начисто заменили. Скрытная ты, всегда и прежде отмалчивалась. Теперь отступись, не терзай зазря человека, не пользуйся его слабым характером. Не жилец ты на этом свете. Спаси бог долго мучиться, не дозволяй персоналу выгадывать на уколах. Чего врачи пропишут от боли, того и требуй, теперь повсюду обман. На том прощай. Про Митю забудь».
Попытку Оксаны проявить сострадание Зоя категорически пресекла. Похоже, казнила себя за излишнюю откровенность. Натянула на голову одеяло, желая отгородиться от недоброго мира. Если доводилось высунуть пряменький нос, взглядов на сторону не кидала.
Весь день перемогалась втихую. Волю слезам дала лишь после обхода, после выключения света в палате и приказа «спать, спать!». Плакала сдержанно, приглушенно, опять же таясь от людей, в том числе от Оксаны, которой доверилась под горячую руку. Оксана помалкивала, но ее сердце отзывалось на каждый уловленный всхлип.
При утреннем профессорском обходе, когда все, кроме Зои, нацепили на себя головные «монашеские» уборы, Яков Арнольдович прежде всего направился к ней. «С чего у вас, голубушка, подскочила температура?»
12
Велико разнообразие жизненных ситуаций на нашей грешной земле. Кем-то сказано: нет такой ямы, над которой не сияло бы солнце.
Ежевечерне в больничном саду наблюдалась удивительная для данного месторасположения, хватающая за сердце картина — нескрываемое счастье двоих. Простодушная парочка вызывала одновременно и уважение, и острую жалость; отсюда общее стремление оберечь ее. По негласному сговору за ними двумя закрепили стоящую на отлете, прилегающую к внешней ограде скамью. Была она обшарпана не меньше других, зато замаскирована основательней. Скамью обступала густая посадка боярышника, сверху, как бы неся охрану, склонил дымчато-зеленую крону молоденький вяз. На деревянных сиденье и спинке подрагивали узоры — отражение трепета распускающейся листвы. Главное очарование данного уголка заключалось в колдовской его миссии — быть приютом наивной юношеской любви.
Парочка, пара… Как выглядел он, если прикинуть на глаз? Рядовой рабочий парнишка. Держится независимо, разве что иной раз во взгляде просквозит растерянность, беззащитность. Прикатывал на свидание к ней непосредственно с завода, со смены; прямиком из-под душа, о чем сообщали не успевшие высохнуть вихорьки. Неизменный транспорт — видавший виды велосипед. Можно было не сомневаться, юноша гнал по улицам своего железного скакунка, не жалея ни его, ни собственных сил. Зато в больничный сад в паре с велосипедом входил неторопливо, с некой долей торжественности. Сумка через плечо, предназначенная, похоже, для инструмента, всякий раз хранила что-либо вкусное, добытое, разумеется, не браконьерским путем. Из верхнего кармашка спортивного покроя тужурки частенько выглядывали три-четыре венчика скромных цветов, призванных оживить скучное серое одеяние, хотя она и без прикрас была на редкость мила: худенькая, прозрачная, отягощенная толстой темно-русой косой, старательно заплетенной к ожидаемой встрече.
Какой школе приятно получить новичка вроде Женьки Перчихина? На родительском собрании одна мамаша прямо сказала: «Нельзя в классе держать такого негативиста». Ребята про это пронюхали, и пошло — Женька-Негативист. Слово понятное. Многие ребята увлекаются фото. Черное на негативе получается белым, а белое — черным. Хотите еще понятней? Женька не просто Женька, а Женька-Наоборот.Дома у Жени и вовсе не гладко. Стоит ему полниться в квартире Перчихиных, вещи словно бросаются врассыпную, — так уверяет Надежда Андреевна, мама.
Журнальный вариант повести Наталии Лойко «Ася находит семью» о судьбе девочки-сиротки Аси, попавшей в детский дом. Повесть опубликована в журнале «Пионер» №№ 2–6 в 1958 году.
За свою коротенькую жизнь Ася поглотила немало книжек, где самым несчастным ребенком был круглый сирота. И вот в голод, в разруху она осиротела сама. Ей страшно, теперь все ее могут обидеть, перехитрить… «Все очерствели потому, что бога забыли», — размышляет Ася.Ася провожает на фронт, на гражданскую войну, своего дядю — Андрея. Маленькая, в бархатном капоре, съехавшем набок, она стоит на площади возле вокзала, изнемогая от горьких дум. «Вся земля теперь неприютная, как эта площадь — замусоренная, взъерошенная, чужая» — так кажется Асе.Что же ее ожидает в новом, непонятном ей мире, какие люди займутся ее судьбой? Прежде, как помнится Асе, сирот забирали в приюты.
Имя Константина Ханькана — это замечательное и удивительное явление, ярчайшая звезда на небосводе современной литературы территории. Со времен Олега Куваева и Альберта Мифтахутдинова не было в магаданской прозе столь заметного писателя. Его повести и рассказы, представленные в этом двухтомнике, удивительно национальны, его проза этнична по своей философии и пониманию жизни. Писатель удивительно естественен в изображении бытия своего народа, природы Севера и целого мира. Естественность, гармоничность — цель всей творческой жизни для многих литераторов, Константину Ханькану они дарованы свыше. Человеку современной, выхолощенной цивилизацией жизни может показаться, что его повести и рассказы недостаточно динамичны, что в них много этнографических описаний, эпизодов, связанных с охотой, рыбалкой, бытом.
Эван Хансен обычный школьник. Он боится людей и страдает социальным тревожным расстройством. Чтобы справиться с болезнью, он сам себе пишет письма. Однажды одно из таких писем попадает в руки Конора, популярного парня из соседнего класса. Вскоре после этого Конор умирает, а его родители обнаруживают клочок бумаги с обращением «Дорогой Эван Хансен». С этого момента жизнь Эвана кардинальным образом меняется: из невидимки он превращается в лучшего друга покойного и объект горячих обсуждений. Вот только есть одна проблема: они никогда не дружили.
В настоящее время английский писатель Роальд Даль является хорошо известным для русскоязычных читателей. Его много переводят и издают. Но ещё относительно недавно было иначе… В первой половине 90-х, во время одного из моих визитов в Германию, мой тамошний друг и коллега рассказал мне про своего любимого в детстве писателя — Роальда Даля, и был немало удивлён, что я даже имени его не знаю. На следующий день он принёс мне книгу на английском и все мои вечера с этого момента заполнились новым писателем.
Быт и нравы Среднего Урала в эпоху развитого социализма. Занимательные и поучительные истории из жизни послевоенного поколения. Семья и школа. Человек и закон. Тюрьма и воля. Спорт и характер. Становление героя. Содержит нецензурную брань единичными вкраплениями, за что и получила возрастное ограничение, но из песни слов не выкинешь. Содержит нецензурную брань.
Донбасский шахтерский город, жители которого потомственно занимаются угледобычей, оказывается на линии противоборства двух враждующих сторон. Несколько совершенно разных людей: два брата-шахтера, чиновник Министерства энергетики и угольной промышленности, пробившийся в верхи из горных инженеров, «идейный» боец украинского добровольческого батальона, полковник ВСУ и бывший российский офицер — вольно или невольно становятся защитниками и разрушителями города. Книга содержит нецензурную брань.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.