Обжалованию подлежит - [18]
— Скоро прощаться, — вымолвила Корина. И вскинула голову. И сделала отстраняющий жест. Что-то в ее хрупком облике, как отметил Полунин, было от старинной гравюры.
— Да… Теперь скоро. — Поторапливало мигание цифр на вокзальной стене, секунда нагоняла секунду. — Ради бога, заранее не расстраивайся! — Утешения подобного рода у него постоянно на языке. Еще бы, составная часть врачевания. Но сейчас самого удивила особо мягкая, чуть не просящая интонация. — Усвой, Кориночка, наши больные не обязательно обречены на самое худшее. Не всегда же смертные приговоры.
Впервые в жизни он разрешил себе выговорить «Кориночка». Разволновался. Всей душой старается ее — Кориночку! — обнадежить. Не обладая способностью маскировать даже самые потайные эмоции, она не скрыла вспыхнувшей веры. Ожила, выпрямилась. Тонко выточенное лицо, сейчас, в полутьме, не выглядевшее увядшим, благодарно засветилось улыбкой. Полунин был твердо уверен, что сам преотлично владеет своим внутренним состоянием, но вдруг — кто бы поверил?! — такое налетело, нашло…
Вроде бы не отличался особой образностью мышления, и все же откуда-то явилось, предстало. Возникло, как нежданный гость на пороге.
Перед мысленным взором замельтешила вьюжная пелена. Сквозь нее темно и расплывчато проступил старомодный поезд Москва — Петербург, возглавленный не электровозом, а его прародителем с высокой черной трубой, извергающей клубящиеся пары. Картина мелькнула всего на мгновение, но миг уплотнился — вот волшебство! Что это? Где? Тверь или Бологое? Не все ли равно, какое название вырисовывается на вывеске, заслоненной от прибывшего состава белыми пушистыми хлопьями, летящими сплошняком. Чуть различимы, чуть светятся предки нынешних фонарей. На дощатую заснеженную платформу, радуясь свежести морозного воздуха, выходит Анна Каренина. Налетевший вихрь вздымает ее пелерину, треплет на муфте мех. Сквозь гул непогоды прорывается голос Вронского: «Ни одного слова вашего, ни одного движения вашего я не забуду никогда…»
А сам он, Зубрила? Чего только не вещал доверчиво внимавшей Корине, когда они кружили вечерними переулками в обход школьного интерната! Был неподдельно искренен… покуда не спохватился. Стыдно признаться: у графа в офицерской шинели на больший срок достало чуткости и доброты.
Освободиться от нахлынувшего видения помог длинноногий турист, несшийся к головному вагону, задевая кого ни попадя то рюкзаком, то сумкой «под зарубеж», сработанной из отечественной холстины.
— Прошу прощения, — бросил Полунину через плечо, окая по-владимирски.
— Пора! — встрепенулась Корина. Смахнула суровую нитку, приставшую к чемоданной обивке. Владельца его подтолкнула к подножке и с сожалением выдохнула: — Не успели договорить.
Вступив в безмолвный конфликт с проводницей, Полунин высунулся из тамбура:
— Завтра же вышлю письмо!
— Письмо? — ошеломленно повторила Корина.
Вагонная дверь сердито задвинулась, но приоткрытое в коридоре окно позволило былому обидчику подать на прощание голос, перекинуть «высохший стебелек» из давно прошедшего в настоящее.
Отрывисто, в присущей хирургам манере отдавать приказания — зажимы! тампон! — Полунин крикнул:
— Не откладывай! Действуй!
Как бы повинуясь его команде, поезд дрогнул и с ходу пошел. Это не помешало Корине различить в полумгле подбадривающую улыбку, расслышать сквозь шум колес «ранняя обращаемость» или что-то вроде того. И едва донесшееся: «Надейся!»
Не отчаиваться? К этому призывал взмах руки, натруженной с полной отдачей за годы войны и за мирные десятилетия.
Набраться веры и этой верой воздействовать на струхнувшего сына, тем более что в поддержку придет научное разъяснение. В ближайшие дни, можно не сомневаться, в круглых прорезях почтового ящика забелеет — не фантик! — конверт. Адрес будет выведен твердым убористым почерком.
Прежние обиды забыть, пусть их истаивают стремительней, чем набравшая скорость «Стрела». Хорошо иметь дело с аккуратистом: такой, посулив, выполнит без задержки. Какого же числа можно надеяться на письмо, поскольку сегодня второе?
10
Отступим на два десятилетия назад, в конец пятидесятых годов.
Опять же май. Однако не первое число, не второе, да и девятое позади. Отгремели праздничные салюты, жизнь вошла в рабочую колею. Последний месяц весны вот-вот сменится первым месяцем лета. Сочно зеленеют скверы, парки, сады. Из всех времен года, прожитых Оксаной Тарасовной — нет, в пятидесятые годы для большинства окружающих она все еще Ксана, Оксана, — эта весна вместе с подступающим летом оставят в памяти особо волнующий след.
…Поздний час. Тот самый вокзал, с которого впоследствии в мягком вагоне «Стрелы» отправится к себе в Ленинград Яков Арнольдович, бросив Корине на прощание обнадеживающие слова.
Но то не скоро, то в будущем. Тогда и вокзальная стена, глядящая на рельсовые пути, станет иной. Ей, стене, еще предстоит заиграть переменчивыми огнями, коим назначено, вспышка за вспышкой, отмечать бег быстротечного времени. Подобное новшество пока лишь в проекте, а может, просто в мечтах. Ныне же, в вечер отъезда Оксаны, у края платформы чинно высятся на столбе стандартные уличные часы.
Какой школе приятно получить новичка вроде Женьки Перчихина? На родительском собрании одна мамаша прямо сказала: «Нельзя в классе держать такого негативиста». Ребята про это пронюхали, и пошло — Женька-Негативист. Слово понятное. Многие ребята увлекаются фото. Черное на негативе получается белым, а белое — черным. Хотите еще понятней? Женька не просто Женька, а Женька-Наоборот.Дома у Жени и вовсе не гладко. Стоит ему полниться в квартире Перчихиных, вещи словно бросаются врассыпную, — так уверяет Надежда Андреевна, мама.
Журнальный вариант повести Наталии Лойко «Ася находит семью» о судьбе девочки-сиротки Аси, попавшей в детский дом. Повесть опубликована в журнале «Пионер» №№ 2–6 в 1958 году.
За свою коротенькую жизнь Ася поглотила немало книжек, где самым несчастным ребенком был круглый сирота. И вот в голод, в разруху она осиротела сама. Ей страшно, теперь все ее могут обидеть, перехитрить… «Все очерствели потому, что бога забыли», — размышляет Ася.Ася провожает на фронт, на гражданскую войну, своего дядю — Андрея. Маленькая, в бархатном капоре, съехавшем набок, она стоит на площади возле вокзала, изнемогая от горьких дум. «Вся земля теперь неприютная, как эта площадь — замусоренная, взъерошенная, чужая» — так кажется Асе.Что же ее ожидает в новом, непонятном ей мире, какие люди займутся ее судьбой? Прежде, как помнится Асе, сирот забирали в приюты.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Детство — самое удивительное и яркое время. Время бесстрашных поступков. Время веселых друзей и увлекательных игр. У каждого это время свое, но у всех оно одинаково прекрасно.
Это седьмой номер журнала. Он содержит много новых произведений автора. Журнал «Испытание рассказом», где испытанию подвергаются и автор и читатель.