Обжалованию не подлежит - [17]

— Вот-вот... Время такое. Дождливое. Поэты родятся, как грибы. Твой Бахус или чертовски талантлив, или первоклассный пройдоха. Иначе не опубликуешься. Ни за что!

— Скорее всего, Бахус — порядочный выпивоха!

— Наш, значит? Великолепно. Вот!

Тамсааре с трудом сдерживала смех. Она и не представляла, что Депринцев был так неграмотен. Ей казалось, занимаясь написанием стихов, он имел представление об элементарных вещах.

— Что же мы стоим? — напомнил Депринцев. — Пойдемте.

— Да-да, — заторопилась Рийя.

— Вперед, — скомандовал Мороз.

Он направился в сторону густых деревьев, подступающих к пивному бару — там мелькнули две мужские фигуры, как только Депринцев направился в их сторону.

Депринцев крикнул:

— Ты куда, Иван? Сюда!

— Здесь ближе, Анатолий!

— Ты думаешь?

— Я уверен в этом.

— Мифический случай. — Мороз повернул обратно. — Если так, то я готов сюда... Рийя, позвольте вашу руку.

Депринцев больше не произнес ни одного слова до самого ресторана. Мороз и Тамсааре не стали навязываться ему в собеседники — знали: придет время — заговорит. Судя по всему, он пригласил их в ресторан неспроста. Тот, кто поручил ему сделать это, преследовал какую-то цель.

Какую?

20

Зафар посмотрел на Примова еще раз, помедлил некоторое время, словно собирался с мыслями.

— Можете идти.

— Спасибо, товарищ начальник.

— Извините.

— Ничего, ничего. Мы люди маленькие. Придем еще, ежели надо.

— До свидания.

Примов потоптался у порога, запахнул полы ватника, однако не вышел, снова приблизился к столу.

— Товарищ начальник, наверное, Батыра убил этот...

Примов замялся, по-видимому, не знал, как назвать человека, которого имел в виду.

Зафар спросил:

— Кто?

— Появился в колхозе один. Лет тридцати или больше. Высокий. Много пьет. Я еще не видел его трезвым.

— Ну-ну?

— Он все крутился около правления, приглядывался. Заговаривал со мной. Я не отвечал. Не люблю пьяных. Батыр разговаривал.

— О чем?

— Не спрашивал.

— Когда вы в последний раз видели этого человека?

— Вечером... Когда это несчастье случилось... Был вроде трезвый. Попросил закурить.

— Вы можете узнать его?

— Могу.

— Батыр ничего не говорил о нем?

— Да как будто ничего. Только стихи наизусть говорил.

— Хорошо. Идите. Мы сообщим вам, если вы потребуетесь.

Примов вышел.

Панченко, сидевший около стола начальника ОУР, тотчас вскочил и заходил по кабинету, комкая в руке недокуренную сигарету.

Азимов и Шаикрамов переглянулись, однако ничего не сказали. Они прекрасно понимали состояние коллеги. Порой очень тяжело примириться с тем, что твой труд, в который ты вложил всего себя, не приносит нужных результатов. Панченко был уверен, что Примов является участником преступления: слишком много было в его поведении белых пятен. Они наверняка скрывали загадку убийства.

Зафар неторопливо листал настольный календарь и незаметно посматривал на старшего лейтенанта.

Наконец, Панченко остановился, бросил остатки сигареты в корзину и, повернувшись к Зафару, с отчаянием произнес:

— Вы все-таки зря отпустили его!

— Нет, Тарас, не зря.

Зафар жестом указал на стул, стоявший слева у стола. Панченко сел и потянулся к портсигару, лежащему рядом с вентилятором.

— Почему ты думаешь, что я зря отпустил его?

— Товарищ майор, неужели вы не понимаете, что этот человек может совершить преступление?

— Ты можешь подтвердить свою версию хотя бы одной серьезной уликой?

— Могу.

— Ну-ну?

— Нет, пожалуй, улик у меня нет... Товарищ майор, — приложил Панченко руку к сердцу, — поймите, я чувствую, что Примов преступник. Интуиция еще никогда не подводила меня. Скажите, почему он не дежурил позавчера?

— Ты знаешь. Потому что дежурил Каримов. Ты знаешь также, почему дежурил Каримов. Он собирался утром поехать на базар, чтобы купить корову.

— Откуда вам известно это?

— Из беседы с Примовым.

— Странно.

— Не ерунди, Тарас.

— Вы забыли о деньгах?

— Думаю, что ты сумеешь все-таки узнать, откуда появились у Каримова деньги. В общем, действуй. Уверен, что ты сможешь сам разобраться во всем до конца. Только не лезь на рожон, прошу тебя, Тарас. Договорились?

— Все-таки, я думаю, что Примов — преступник... — поспешил еще раз сказать Панченко, боясь, что начальник ОУР прервет его. — Вы думаете, что около правления действительно появился неизвестный человек? Если бы это было так, то я бы сейчас не сидел здесь — искал бы этого человека... Молчу, молчу. Я узнаю, откуда у Каримова появились деньги. Не беспокойтесь.

— Рад.

— До свидания.

— До свидания... Кстати, проверь все-таки: появлялся ли около правления неизвестный человек? Думаю, что это нетрудно будет сделать.

— Сделаю.

Панченко направился к двери.

Зафар посмотрел на Азимова и Шаикрамова, однако ничего не сказал — думал о вышедшем старшем лейтенанте. Пожалуй, неплохо, когда работник уголовного розыска с такой настойчивостью добивается реализации собственной версии. Плохо только то, что он отбрасывает в это время все, что говорит в пользу подозреваемого. У Панченко, очевидно, с юных лет неприязнь к тем, кто вольно или невольно пытался прожить нечестным путем. Во всяком случае, два мешка хлопковых зерен дорого обойдутся Примову.

В кабинете стоял полумрак. За окнами шумел дождь. Крупные капли бежали по стеклам, оставляя за собой прямые зеленоватые полосы.