Обыкновенное дело - [4]

— «Ваня и Наташа, 1944 год». Любопытно.

От его взгляда не ускользнуло, как лесник при его словах вдруг как бы споткнулся, лицо его вздрогнуло.

— Не знаю, как вы к этому отнесетесь, — у меня тоже двое русских было, девушка и молодой человек, — торопливо объяснил он Вощину. — Фрау Герта часто болеет, пришлось взять девушку. Да для нее это лучше было, чем у кого-либо другого работать. А молодой человек… О, это был настоящий русский парень! Он убежал из концлагеря, и больше года я его укрывал. Всё приглашал меня в гости, когда война кончится.

— И где же они теперь? — спросил майор.

— Где они теперь, — грустно повторил Вульф. — Не знаю. Угнали их туча, за Одер. Ночью приехала полиция и увезла. Всех русских туда увозили. Эх, комрад официр, вы бы только знали, как ждали они вас…

В голосе лесника прозвучала неподдельная грусть. Ярута попрощался с ним за руку и распорядился заводить машину.

III. В ГЕНЕРАЛЬСКОМ ПОМЕСТЬЕ

Прямая, вымощенная гранитными плитами и обсаженная могучими липами дорога привела к старинному двухэтажному зданию Массивные стены, узкие стрельчатые окна, зубчатый парапет вдоль крыши и круглые башенки то ушам придавали дому вид средневекового замка Широкая лестница парадного подъезда зела к готической арке, которую с обеих сторон поддерживали черные геркулесы.

— Да, гнездо по всей форме, — заметит майор Ярута, разглядывая дом — В таких берлогах столетиями выращивалось воинствующее немецкое юнкерство. Есть ли тут хоть что-либо живое, лейтенант?

Поднявшись по лестнице советские офицеры очутились в просторном вестибюле Еще одна мраморная лестница вела отсюда во внутренние комнаты. Везде царил беспорядок — следы поспешного бегства владельцев дома. Не встретив никого на первом этаже, Ярута и Вощин поднялись на второй, но и там застали такой же хаос… По всему было видно, что людей в доме нет Майор уже намеревался, спуститься вниз, как вдруг послышатся шум, будто что-то упало на пол. Ярута прислушался. Тишина.

— Кто там? — крикнул он по-немецки — Прошу выйти!

Только эхо откликнулось по анфиладам, и снова наступила тишина.

— Странно, — произнес майор и, пройдя через ряд дверей к последней, плотно прикрытой, резко рванул ее.

…В углу перед распятием стоял на коленях человек. Вечерний луч солнца проникал через окна и ярко горел на позолоте креста. Человек, казалось, не слышал шагов вошедших и продолжал молиться, низко опустив голову. Потом, не подымаясь с колен, медленно повернулся, поднял вверх руки и что-то залепетал. Это был древний старик в мундире генерала кайзеровской армии, обвешанном потускневшими от времени орденами и медалями.

— Встаньте, — обратился к нему майор по-немецки.

Старик забормотал громче, и тогда стало понятно, что он повторяет одно и то же слово:

— Тод, тод…

— К смерти, видать, припарадился, товарищ майор, — высказал догадку Вощин. — По-моему, он не совсем в своем уме. Как же это его одного забыли тут?..

В душе Яруты на миг шевельнулось сочувствие к этому дряхлому человеку, оставленному в одиночестве в пустом, заброшенном доме. Он хотел помочь старику подняться и усадить его в кресло, но тот торопливо отстранил его руку.

— Успокойтесь, генерал, — сказал ему Вощин — Почему вы здесь один?

Но старик был или глух, или не хотел слушать русского офицера. Он смотрел пустыми глазами куда-то мимо Яруты и, как заводной, продолжал твердить своё «тод». Оставив его в комнате, офицеры спустились вниз.

— Откровенно говоря, Николай Степанович, я не понимаю, чего мы здесь ищем, — сказал лейтенант Вощин, когда они дошли до вестибюля.

— Сейчас поговорим. Зайдемте-ка вот сюда, что ли, и подумаем, что будем делать дальше.

Комната, в которую они вошли, служила, очевидно, женской спальней. Там стояли широкая кровать, платяной шкаф, овальное трюмо и стол с разбросанными по нему туалетными принадлежностями. Лейтенант взял какую-то вещичку неизвестного назначения я с любопытством принялся разглядывать ее, а Ярута, заложив руки за спину, молча ходил по комнате.

— Я жду вашего мнения, лейтенант, о леснике, — сказал он наконец.

— О леснике?.. Признаться, ой произвел на меня хорошее впечатление. Вполне лояльный к нам человек. Но…

— Продолжайте!

— Как вам сказать… Слишком уж он старался выставить напоказ свою лояльность. И потом эти двое наших…

— Почему — старался?.. А если всё это правда?

— Может быть, очень может быть, — опешил лейтенант. — Значит, вы иного мнения о нем? Почему же вы тогда…

— Я спрашиваю ваше мнение, лейтенант. Лично у меня пока что нет никакого мнения о нем. В нашем деле нужны факты, а не субъективное мнение. Факты точные, достоверные. Только на основании их мы можем создавать свое мнение. Согласны?

— Зачем же вы меня спрашиваете?

— Может быть, затем, что вы моложе меня, и из вас должен получиться хороший контрразведчик, — сказал Ярута, медленно закуривая папиросу. — Никогда не торопитесь составлять мнение о человеке только по тому, что он о себе говорит. Это не годится, тем более для нас, контрразведчиков. Именно потому, что нам чаще всего приходится иметь дело с людьми лживыми, фальшивыми. Так вот, мне хочется заглянуть в душу лесника посторонним глазом. Вы теперь понимаете, почему мы здесь? Надо найти людей, знающих лесника. Нам он нужен в любом случае, кем бы он ни был. Но, в зависимости от того, кем он окажется, примем решение, как его использовать. Не исключена и такая возможность, что он вообще будет бесполезным для нас. Во всяком случае, прежде чем отказаться от нашего плана, нам надо убедиться в его бессмысленности. — Майор остановился у зеркала, потрогал пальцами седеющие виски. — Послушайте, Вощин, мне пришла в голову мысль: не попытаться ли нам разыскать тех русских, которые работали у лесника?..