Обыкновенная трагедия - [34]

— Нигде, в городе…, хожу…

— Бродяжничаешь что ли?

— Нет…, просто…, хожу… — смутилась Мария.

— Да ты смотрю, красавица, скисла? Так езжай ко мне. Я теперь, знаешь, городская телка, центровская. Два дня назад в город переехала. На квартиру. Все как мой любезный обещал. Дочку бывший к себе забрал. Работаю в ресторане его тестя. Все лучшим образом. Ладно, придешь, расскажу, что да как, и все обсудим.

— Хорошо, сестра, еду. Спасибо тебе! Если бы не ты…, — горячо принялась благодарить подругу Мария.

— Да, да, да. То был бы не рот, а огород… Заканчивай базар. Жду, — оборвала она Марию и назвала свой адрес.

Мария несколько раз повторила улицу и номер дома, стараясь лучше запомнить. Потом девушки простились.

Закончив разговор, Мария еще некоторое время сидела на скамейке, обдумывая случившееся. Разговор с подругой окончательно рассеял ее тревоги и опасения. Она снова повернула голову вверх, к солнцу, и с удивлением обнаружила его светящим ярким, желтым свечением, по зимнему холодным, но никак не черным, как ей казалось недавно. Удивившись этой странности, девушка энергично встала и пошла прочь из парка по направлению к району, где, как она смутно догадывалась, жила ее подруга.

Пройдя несколько кварталов и спрашивая дорогу у прохожих, она через некоторое время нашла нужные дом и квартиру. Потом поднялась по пахнущему сыростью и кошками подъезду на последний этаж серого четырехэтажного панельного дома.

Подруга встретила ее на облезшей синей краской лестничной площадке, возле открытой настежь двери квартиры, в розовом халате на голое тело, с дымящейся сигаретой в руке.

При виде подруги Мария почувствовала облегчение. После целого дня, проведенного среди чужих людей, бродя по незнакомому городу, без надежды провести ночь под крышей, встреча с близким человеком была ей в радость. Теперь, думала она, ничего плохого не случится, она не пропадет. Все закончилось.

— Твоя тетка — невыносимая баба! — веско, с нажимом, начала рассказывать подруга, когда они устроились за ужином. Крошечная кухня вся грохотала и дребезжала от энергичных движений девушки, ловко накрывающей еду и чай на стол.

Мария с нескрываемым обожанием смотрела на подругу, на ее порывистые движения, на знакомые гримасы смуглого лица, удивляясь, как такое могло с ней случиться, что она сомневалась в ней и обвинила в предательстве. Даже сейчас, еще не дождавшись объяснений подруги, она была уверена в ее непричастности к тому, о чем говорила тетя.

— Слушай, как все было, — продолжала она, — пришла я к ней работать, все как договорились, передник одела, волосы приладила, все как полагается, а тетка твоя от меня не отходит. Все придирается: то платок не так повязала, то руки не помыла, то меню не подала, то сдачу не так взяла. Я терпела. Кишки кипели, но терпела. Думаю, черт с тобой, злобная карга, все же не навсегда я тут с тобой маюсь. Пообещала тебе помочь, взялась за дело. Значит, думаю, потерплю. На следующий день опять та же история. Села твоя тетка в углу, никуда не уходит, смотрит на меня, глаз не сводит. И каждое движение ругает, и все не так, и все не то. Тут я про деньги спросила. Говорю ей, когда платить мне за работу будете. А то крошит мои мозги, крошит. А про деньги ни слова.

От этих слов кровь сошла с лица Марии. Она вспомнила, какую нелепую, непросительную глупость совершила. В пылу переживаний, накануне отъезда из города, она совершенно забыла про уговор с тетей, что денег за работу та платить девушке не будет. И что договориться об этом ей следует самой. А она забыла! Совершенно забыла. Это она должна была заплатить подруге денег, если придется. А она, глупая эгоистичная дура, не только не позаботилась о том, чтобы предложить подруге деньги за работу, но и забыла вовсе предупредить ее об уговоре.

Девушка кинулась было признаться подруге, высказаться, просить прощения, но та не дала ей раскрыть рта, продолжая увлеченно, возмущенно, разбрызгиваясь каплями слюны, рассказывать о своем.

— Как услышала она про деньги, ее прорвало! Взбесилась! Начала орать и трястись. Думала, разорвется, несчастная, на части. Всякими словами на меня припустилась. И вот что говорит: вроде того, что ты сама должна была со мной эти вопросы решить, что денег должна дать мне ты…, — она замолчала, пристально прищурила узкие глаза и подозрительно, лукаво посмотрела на Марию, от чего та вся сникла, сжалась от стыда и досады.

— А я ей говорю, — продолжала подруга, — какие с нее деньги?!! С тебя, то есть. У нее денег нет. А если есть, то на больницу брату нужно. Так она совсем разошлась, покраснела, глаза вытаращила, кулаки на меня выставила. И давай визжать, как резаная, что ей плевать на вас, на тебя, твою мать и на вашего малого. Кричит, что не обязана своим горбом ваши проблемы решать. Так визжала, что всех посетителей перепугала, даже люди на улице останавливались. Я, конечно, знала, что тетка твоя дурная, но такого цирка не ожидала. Думала, даже набросится она на меня со своими кулачищами, так разошлась! Но тут позвонил ей кто-то. Вроде сказал, что срочно идти надо. Она пыхтела, пыхтела, да и ушла, слава богу. Видно очень важное что-то было. Как ушла она, я посидела спокойно, подумала, порешала. Денег, думаю, мне никто платить не будет. А зачем я тогда горбачусь, выслушиваю истерики полоумных баб?!! Потом смотрю, касса за день все еще у меня в переднике. Тетка твоя так разоралась, что про нее забыла. Ведь бывает же так!!! За деньги удавить готова, а на таком плевом вопросе промахнулась. Я посчитала, около десяти тысяч было. Короче решила взять их как плату за свою работу, плюс надбавка, так сказать за вредность. Сняла передник и пошла по своим делам. Короче кинула я твою тетку! Нечего было на меня орать. Наказала я ее, за самое больное место дернула! За бабки. С такими так и надо!!! Точно говорю, сестренка?