Обычные командировки. Повести об уголовном розыске - [7]

Они покинули беседку, подошли к гостинице, где остановился Дорохов.

— Скажите, Женя, вы как завтра работаете?

— У меня набралось дней десять отгулов за работу в колхозах. Я могу договориться на заводе и прийти к вам в любое время.

— Тогда приходите завтра в отдел, а к вечеру соберем ваш актив и вместе решим, что делать дальше.

Дежурная гостиницы, приветливая женщина, передавая Дорохову ключ, сказала, что около десяти вечера ему звонил капитан Киселев.

— Что-нибудь просил передать?

— Нет, только спросил, возвратились вы или нет. — Женщина помедлила и, вглядевшись в усталое лицо полковника, предложила: — У нас в гостинице душ работает круглые сутки. Есть чай.

— Спасибо. С удовольствием.

После душа Александр Дмитриевич словно воскрес. Дома знали, что, взявшись за новое дело, он мог пропустить обед и ужин, поэтому готовили ему с собой всякую снедь. Достал из чемодана целлофановый пакет с домашним печеньем, с конфетами и пачкой чая и спустился на первый этаж к дежурной.

— Сами будете заваривать, Александр Дмитриевич? Заглянула в вашу карточку и прочитала, что вы полковник милиции, к нам в командировку, на какой срок, неизвестно. Меня зовут Нина Николаевна, я в этой гостинице с первых дней, как построили.

Дорохов поколдовал над фарфоровым чайником, и, когда темный, точно устоявшийся гречишный мед, чай был разлит по стаканам, Нина Николаевна усмехнулась:

— Я уже привыкла к тому, что у москвичей первое дело — чай. И не просто там засыпал в чайник, плеснул кипятку, и пей. У каждого свой способ, вот и не рискнула сама заварить. — Нина Николаевна задумалась и сразу стала серьезной. — Вы, наверное, приехали насчет Лаврова? — И, не дожидаясь ответа, вздохнула: — Я ведь обоих знаю. Сергей у нас тут в гостинице в парикмахерской поначалу работал, а года три, как перешел в салон. Ничего был парень. Раньше они с матерью в соседнем бараке жили. Знаю их давно. Очень уж убивается женщина. А то как же! Сын ведь родной. Вчера встретила в магазине, вся в черном и сама черная. Жалко мне ее стало. Да и Сергея жалко. Погиб-то уж больно глупо. Что у них там с Олегом получилось, не знаю, люди разное болтают.

— Что же, Нина Николаевна, говорят?

— Вам-то лучше знать, что правда, а что нет.

— Не успел я еще разобраться. Ведь только сегодня с самолета.

— Одни говорят, что Сергей хотел отомстить Олегу, только вот за что, никому не ведомо. Говорят, будто он даже следил за Лавровым.

Дорохов насторожился. Отставил стакан, хотел спросить, но смолчал, решив дать Нине Николаевне высказаться.

— Другие ругают дружинников: мол, распоясались, вот и убили парикмахера... А Олег с моим внуком вместе учился, раньше часто бывал у нас. Парень-то он вроде честный. Мать его, Калерия Викторовна, — наш участковый врач. Справедливая женщина.

— Был я у них сегодня, — не вытерпел Дорохов.

— Ну и как она?

— Горюет.

— Ну еще бы.

— Нина Николаевна, а кто вам рассказывал насчет того, что Сергей следил за дружинником?

— Сказали, а вот кто, никак не припомню.

— Может быть, вспомните?

— Ну тогда, ясное дело, скажу.

Поблагодарив за чай, Дорохов поднялся в номер и улегся в прохладную постель. Лежал, ворочался, но сон все не приходил. Так и пролежал битых три часа с открытыми глазами. Едва рассвело, оделся и вышел из гостиницы, пересек пустынные улицы и через арку, где был убит Славин, вошел в сонный двор. Миновал беседку и прямо направился к кустам жасмина. Пробрался в самую гущу, где, как он и предполагал, оказалась маленькая, свободная от веток площадка. Наверное, здесь, играя, не раз прятались местные мальчишки.

Александр Дмитриевич выпрямился. Верхние ветки кустов оказались довольно редкими. Хотя и закрывали его с головой, но вместе с тем позволяли видеть весь двор: подъезд, где живет Ручкин, и злополучную арку. Он опустился на корточки и обнаружил, что и внизу голые, без листьев, прутья не закрывают обзор. Увидел чахлую, редкую, пробивавшуюся у корневища траву. Она была вытоптана, несколько молодых побегов жасмина сломаны и засохли. Повыше на кустах также отыскались надломленные ветки. Жасмин давно отцвел, и на концах веток гроздьями висели семена. Сломать вот эти ветки мог только тот, кому они мешали.

Значит, в кустах кто-то прятался. Старательно рассматривая все вокруг, он нашел несколько окурков, размытых дождем и покрытых пылью, но тут же их отбросил: за неделю они не могли приобрести такой древний вид. Поднял с земли старую, со сломанными зубьями расческу, она, видно, тоже лежала здесь давно. Расширяя круг поиска, Дорохов заметил, возле одного из кустов маленький бумажный шарик. Развернул и прочел: «Снежок», Москва, фабрика имени Бабаева». Чуть в стороне оказалась еще одна такая же скомканная обертка. Он подержал бумажные комочки на ладони, хотел развернуть и второй, но потом раздумал и снова забрался в центр кустов. Прикинув направление, в котором лежали скомканные конфетные обертки, повернулся лицом к арке. Размахнувшись как можно сильнее, бросил комочек и проследил за его полетом. Снова отправился его искать. К величайшему удивлению, рядом с брошенной на земле оказалась еще одна такая же, сжатая в тугой шарик бумажка. Заметив еще одну, бережно спрятал все в сигаретную коробку, потом побродил вокруг, но, ничего больше не найдя, напрямик отправился к арке. Он помнил все, что было найдено в карманах Славина и записано в протокол: ключ, зажигалка, пачка «Беломорканала», в которой осталось четыре папиросы, любительские права на управление автомобилем и тридцать два рубля денег. Но разве те, кто составлял протокол осмотра, не могли пренебречь единственной конфетой, а тем более скатанной в шарик оберткой?