Обычай умирать - [4]

— Это разумная мысль, — сдержанно согласился англичанин.

— Поэтому придется ехать на встречу. Кстати, я сейчас подумал: может, Блехерман прилетел сюда со своим братом? Или это слишком наивная мысль?

— Не думаю, — сразу ответил Стайнфелд. — Разведчик такого уровня не стал бы просто так прилетать в Москву, даже ради своего брата и его дочери, не говоря уже о том, что, согласно израильским законам, имена руководителей спецслужб являются государственной тайной этой страны. Получается, что я выдал вам государственную тайну, — пошутил он.

— Которая есть в Интернете, — напомнил Дронго. — Сейчас все секреты можно прочесть в Интернете. Даже как собрать и применить атомную бомбу. Ладно, будем считать, что вы меня убедили. Поеду на встречу.

— И учтите, что он очень богатый человек и может оплатить все ваши расходы, — добавил Стайнфелд.

— В этом я как раз не сомневался, — ответил Дронго.

Он еще успел посидеть перед компьютером, сделав запрос о случившемся взрыве в Петровском пассаже два года назад, и только затем поехал вместе с Эдгаром Вейдеманисом на Тверскую в отель «Ритц-Карлтон».

Сам отель был построен на месте высокой коробки гостиницы бывшего «Интуриста». В отличие от прежней высотки новое здание «Ритц-Карлтон» достаточно гармонично вписывалось в общий архитектурный ансамбль Тверской. Дронго вошел в холл отеля вместе с Вейдеманисом, и с дивана тут же поднялся мужчина лет пятидесяти пяти. Седые волосы, немного отекшее лицо, достаточно плотный, среднего роста, в очках. Он был одет в темно-синий костюм. Дронго обратил внимание, что галстук был повязан американским узлом. Это был Меир Блехерман. Он шагнул к приехавшим и крепко пожал руку Дронго, пристально вглядываясь в него, словно спрашивал у самого себя — верный ли выбор он сделал. Рядом с ним появился высокий мужчина с армейской выправкой, ростом почти с Дронго и Вейдеманиса. У него были коротко остриженные волосы, строгое обветренное лицо с резкими складками вокруг рта, темные глаза.

— Гилад Штаркман, — представил его Блехерман обоим напарникам. — Это мой помощник, который обычно прилетает со мной в Россию. Господин Штаркман хорошо владеет русским языком. Его отец из Латвии а мать из Литвы, — пояснил он. — Давайте поднимемся в мой сюит, чтобы поговорить в спокойной обстановке.

Все четверо мужчин прошли в кабину лифта. Штаркман приложил карточку-ключ, и кабина плавно поднялась на верхний этаж. В просторном номере Блехермана они уселись за стол друг против друга. От внимания прибывших не укрылся и тот факт, что перед началом разговора Штаркман достал из кармана и положил на стол скремблер, блокировавший возможные попытки прослушать их беседу.

— Спасибо, что приняли мое приглашение, — начал Блехерман. — Не скрою от вас, что я достаточно долго искал специалиста, который мог бы мне помочь. У меня были разные претенденты, но я принял решение остановиться именно на вашей кандидатуре. У вас прекрасные рекомендации, и вы достаточно известный эксперт. В том числе и в нашей стране. — Он немного помолчал, словно собираясь с мыслями, затем продолжил: — Два года назад в Москве произошла трагедия. Смертник взорвал себя в Петровском пассаже. Погибло четырнадцать человек. Среди них — шестеро граждан Германии, двое корейцев, несколько граждан России и моя дочь… — Блехерман тяжело вздохнул и поправил очки. Было понятно, что ему и теперь, спустя столько лет, тяжело говорить об этом. — Она погибла, — выдавил он, — ей было только двадцать два года. Мы с женой ждали целых восемь лет, пока Бог послал нам эту девочку. Восемь лет… А потом было двадцать два года беспрерывного счастья. И все закончилось, когда какой-то мерзавец вошел в этот пассаж и взорвал себя вместе с остальными…

Было видно, как тяжело ему даже говорить об этом. Штаркман поднялся, налил в стакан минеральной воды и протянул его Блехерману. Тот залпом выпил, кивком поблагодарил и спросил у гостей:

— Что-нибудь будете пить? Может, чай или кофе? А может, виски или вино?

— Спасибо, ничего не нужно. Если можно, продолжайте рассказывать. Я понимаю, как вам тяжело, — мягко проговорил Дронго.

— Очень тяжело, — согласился Блехерман. — Я тогда приехал в Россию и только спустя месяц получил разрешение увезти тело моей девочки на родину. Моя супруга до сих пор не может прийти в себя и сейчас находится в швейцарской клинике. У нее большие проблемы с сердцем… — Он вздохнул, снова поправил очки. — Человек не может смириться с такой потерей. Тем более обидной и страшной, когда она происходит внезапно. Мы не пускали нашу Дану даже в приграничные районы, которые подвергались обстрелу со стороны ХАМАС, а оказалось, что ей суждено было погибнуть именно здесь. Она ведь приехала сюда, чтобы увидеть место, где мы познакомились с ее матерью. Это было более тридцати лет назад. Мать рассказывала потом Дане, как вышла из ЦУМа, проходя дальше по Петровке, а я двигался с другой стороны, и мы как раз там и встретились. Это было наше самое любимое место в городе, которое стало самым страшным местом для нас. Так иногда бывает в жизни. С тех пор я несколько раз прилетал в Москву. Был на судебном процессе, когда судили этих мерзавцев. Смертник взорвал себя сам, и очень надеюсь, что он сейчас в аду. Организатора и пособника арестовали. Еще одного пристрелили при задержании. Говорят, что он оказал сопротивление. Организатор получил двадцать два года, второй — четырнадцать лет. Оба сидят в колониях.