Объясняя религию. Природа религиозного мышления - [102]
Мне кажется, для всех трех пунктов можно выделить причины, по которым церемонии настолько значимы для человеческого сознания. Не у всех обрядов имеются все три свойства, но те, у которых они есть, обладают оптимальной релевантностью и успешно передаются. Возможно, этим и объясняется, почему религиозным представлениям обычно присуща хоть какая-то обрядовость.
Интуитивное ощущение императивности происходящего
Обрядовые предписания люди усваивают из наблюдения за действиями остальных и из наставлений о приемлемости тех или иных ритуальных действий в том или ином контексте. Обрядовый регламент формулируется в виде четких правил, например: «Если ты хочешь пожертвовать Чанди козла, брахман должен сперва благословить меч»; «Если хочешь покровительства духов, передавай реликвии против часовой стрелки (иначе умрешь)». Может показаться, что обрядовые правила не более чем очередной пример социальной условности. Мы знаем, что человеку хорошо дается усвоение большого количества безосновательных, на первый взгляд, правил поведения. Но если обрядовые предписания – это простая условность, сродни, например, необходимости являться на собеседование в деловом костюме, непонятно, откуда возникает сопутствующее обрядам ощущение императивности происходящего. Брахман, зарубивший козла самостоятельно, осквернит себя; принести козла в жертву, не освятив сперва меч, – значит оскорбить богиню; передача реликвий не в том направлении грозит гибелью. Таким образом, обрядовые предписания относятся к так называемым правилам предосторожности: они представлены как действия, необходимые для предотвращения некой опасности.[118]
Откуда возникает это впечатление? Первая приходящая на ум гипотеза – обряды адресованы могущественным богам и духам или подразумевают их участие. Боги и духи видятся могущественными силами, которые способны воздействовать на наше здоровье или благополучие, без их благословения или сотрудничества нельзя получить хороший урожай, большое потомство, мирную жизнь или защиту от природных катаклизмов. Однако это не совсем так. Человек не рождается с представлением о могущественных богах и духах. Он получает его от других людей, из их разговоров и поведения. Исполнение обрядов – одно из внешних проявлений, которые можно наблюдать задолго до усвоения сложных представлений о богах и духах. А значит, вполне может статься, что обряды – это не столько результат представлений о могуществе богов, сколько одна из причин. То есть структура обрядов определенным образом формирует и окрашивает понятия о сверхъестественных сущностях и делает участие богов в существовании человека более достоверным.
Особый обрядовый колорит, который мы наблюдаем в самых разных культурных контекстах, обусловлен не только регламентацией, но и конкретными элементами, вводимыми в обрядовое действо и перечисленными, в частности, антропологом Аланом Фиске: «Акцент на определенных цветах; беспокойство об осквернении, чистоте и последующем омовении или ином способе очищения; избегание контакта; особые способы касания; боязнь неминуемых и серьезных санкций за нарушение правил; акцент на границах; симметричная раскладка и другие четкие пространственные рисунки».[119]
В числе общих особенностей обрядов в совершенно непохожих друг на друга культурных средах мы отмечаем навязчивое обозначение границ: например, обособление отдельного участка церемониального пространства. И действительно, как считает историк религии Вейкко Анттонен, эта одержимость границами, возможно, единственная связующая нить для совершенно разных в остальном понятий «сакрального» пространства и объектов. Еще один общий мотив – чистота, очищение, забота о том, чтобы участники и различные объекты действа были чисты и т. п. Яванский обряд с реликвиями, который сам по себе представлен в виде процедуры очищения, хотя реликвии не чистят в буквальном смысле слова, предваряет церемониальная трапеза. Предназначенные для этой трапезы тушки белоснежных кур хранитель усыпальницы моет в трех водах сперва перед ощипыванием, затем после. Готовить их поручается женщине в летах, уже пережившей менопаузу, поскольку менструация считается осквернением. Цветы, которые приносят на церемониальную трапезу, должны быть безупречны, и никто не смеет их нюхать, чтобы тем самым не осквернить.[120]
Навязчивые правила
Какими психологическими особенностями это обусловлено? Обряды не похожи на обычное поведение. Они гораздо ближе к автоматическим навязчивым действиям, которые без конца и без смысла совершают страдающие обсессивно-компульсивным расстройством (ОКР). Им кажется необходимым мыть руки по сто раз в день; несколько раз проверять, заперта ли дверь; выполнять сложные последовательности бессмысленных действий после пробуждения. Многие страдающие ОКР понимают, насколько иррационально их поведение, но ничего с этим сделать не могут. Прекратить они не в силах. Сама мысль о том, чтобы как-то нарушить последовательность, может быть мучительной.[121]
Сходство между этим состоянием и обрядами замечали многие теоретики, однако сделать на этой основе какие-то выводы было сложно. Одни представляли обряд как разновидность коллективного навязчивого состояния, другие видели в навязчивом состоянии личный религиозный обряд. Обе версии выглядели шаткими, поскольку очень мало было известно о психических процессах, задействованных при этих двух видах повторяющихся навязчивых действий. Повод к сравнению давало присутствие в обоих контекстах поступков, почти не имеющих практического смысла, но обязательных, а также регулярное их повторение. Большинство антропологов пришли к выводу, что сходство может быть и случайным.
Ничто не мешает нам описывать и объяснять человеческие сообщества так же точно и столь же успешно, как и все прочее в мире, используя научный инструментарий. Так рассуждает эволюционный психолог Паскаль Буайе в этой новаторской книге. Сопоставляя последние достижения эволюционной биологии, психологии, генетики, экономики и других научных дисциплин, автор представляет новый взгляд на устройство человеческих обществ. Буайе убедительно доказывает, насколько значимую роль когнитивные процессы играют в том, как люди выстраивают иерархии, семейные и гендерные нормы, как возникают межгрупповые конфликты и этнические стереотипы. В фокусе его внимания находится принципиальный вопрос: как выработанные в ходе эволюции способности и предрасположенности человека объясняют то, как мы живем в обществе? И почему данные естественных наук критически важны для понимания исторических событий и социальных процессов?
Монография посвящена истории высших учебных заведений Русской Православной Церкви – Санкт-Петербургской, Московской, Киевской и Казанской духовных академий – в один из важных и сложных периодов их развития, во второй половине XIX в. В работе исследованы организационное устройство духовных академий, их отношения с высшей и епархиальной церковной властью; состав, положение и деятельность профессорско-преподавательских и студенческих корпораций; основные направления деятельности духовных академий. Особое внимание уделено анализу учебной и научной деятельности академий, проблем, возникающих в этой деятельности, и попыток их решения.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.