Объясняя постмодернизм - [26]
Схожим образом к середине XX века формируется общепризнанное представление о понятиях, тезисах логики и математики как о конвенциональных. Большинство сторонников логического позитивизма соглашались с Кантом и Юмом в том, что логические и математические суждения являются аналитическими или априорными и, следовательно, необходимыми. Поэтому, например, утверждение «Дважды два четыре» является истинным, и мы можем определить его истинность, не обращаясь к опыту, просто анализируя значения составляющих его понятий. Это утверждение в корне отличается от такого, как «Машина Беверли белая». Такое утверждение является синтетическим – значения понятий «машина» и «белый» не зависят друг от друга, поэтому связь между ними должна быть установлена, исходя из опыта, и установленная между ними связь случайна – машина могла бы быть какого угодно цвета.
Эта стандартная дихотомия аналитических и синтетических суждений, установленная Кантом и Юмом, влечет за собой проблему: логические и математические суждения не имеют связи с реальностью опыта. Суждения о мире опыта, такие как «Машина Беверли белая», не могут быть необходимо истинными, а логические и математические суждения, такие как «Дважды два четыре», будучи необходимо истинными, не связаны с миром опыта. Логические и математические суждения, писал Шлик, «не имеют дела с какими-либо фактами, но оперируют лишь символами, с помощью которых описываются факты»[103]. Следовательно, логика и математика ничего не могут сказать нам о фактической реальности опыта. Как это лаконично выразил Витгенштейн в своем «Трактате», «но все предложения логики говорят одно и то же. А именно ничего»[104]. Поэтому логика и математика идут к тому, чтобы стать просто игровой манипуляцией с символами[105].
Такие выводы о логике и математике убийственны для науки: раз логика и математика отлучены от мира опыта, значит, их правила ничего не могут сказать нам о реальности. Следовательно, логические и математические доказательства бессильны рассудить спорные утверждения о фактах[106]. Аналитические суждения «полностью лишены фактического содержания. Поэтому никакие данные опыта не могут их опровергнуть»[107]. Поэтому предлагать логические доказательства реальных фактов бессмысленно. Впрочем, верно и обратное: бессмысленно ожидать, чтобы фактические свидетельства как-либо дополнят необходимые и универсальные выводы.
Признание того, что логические и математические суждения не основаны на эмпирической реальности и не могут ничего сказать о ней, вызывает вопрос, откуда произошли логика и математика. Если у них нет объективного источника, их происхождение должно быть субъективным.
Этот вопрос привел к появлению двух версий аналитической философии. Согласно неокантианской версии, которой придерживались сторонники нативистической теории[108] и теории когерентности истины, основные суждения логики и математики являются врожденными или необходимо формируются психологическим механизмом, как только мы начинаем пользоваться языком. Некоторые неокантианцы даже шокировали ортодоксальных кантианцев предположением о том, что такие врожденные или выработанные суждения могут отражать или репрезентировать внешнюю реальность. Но критики всегда возражали на это: если восприятие теоретически обусловлено, то как мы можем установить, что такая связь существует? Убежденность в наличии связи между реальностью и субъективно выработанной логикой может быть достигнута только путем усилия веры.
Поэтому доминировала неоюмовская версия, которую защищали такие прагматики, как Куайн, Нельсон Гудмен и Эрнест Нагель. Согласно этому подходу, логические и математические суждения – это функция того, как мы договорились использовать слова и какие комбинации слов мы решили считать предпочтительными. Понятия лишь номинальны, основаны на выбранном нами способе систематизации потока феноменального опыта.
Концептуальный релятивизм следует непосредственно из такого номинализма: мы могли бы пользоваться другими понятиями; мы могли бы и все еще можем иначе перекроить наше представление о мире. Например, мы могли бы не использовать понятие «синий» для обозначения одной части цветового спектра и понятие «зеленый» для обозначения соседнего сегмента, но выбрать промежуточную зону между ними и, пользуясь словами Гудмена с несколько отличной от его рассуждения целью, назвать этот сегмент сине-зеленым или зелено-синим (grue или bketi). Это предмет договоренности.
Если все понятия номинальны, то нет оснований проводить различие между синтетическими и аналитическими суждениями[109]. Все суждения становятся апостериорными и случайными. Следующим шагом становится логический релятивизм. Логические принципы сконструированы из понятий. Поэтому логические принципы не выведены из реальности, но выбраны нами: «Принципы логики и математики универсально истинны, так как мы не позволяем им быть иными»[110]. Логические принципы сводятся к тому, какие формулировки мы «готовы» принять, в зависимости от того, насколько нам нравятся последствия принятия какого-либо принципа[111]. Логическое обоснование, писал Рорти об учении Куайна, «не есть дело специального отношения между идеями (или словами) и объектами, а является предметом разговора, социальной практики»
Учебное пособие подготовлено на основе лекционного курса «Философия религии», прочитанного для студентов миссионерского факультета ПСТГУ в 2005/2006 учебном году. Задача курса дать студентам более углубленное представление о разнообразных концепциях религии, существовавших в западной и русской философии, от древности до XX в. В 1-й части курса рассмотрены религиозно-философские идеи в зарубежной философии, дан анализ самых значительных и характерных подходов к пониманию религии. Во 2-й части представлены концепции религии в русской философии на примере самых выдающихся отечественных мыслителей.
Опубликовано в монографии: «Фонарь Диогена. Проект синергийной антропологии в современном гуманитарном контексте». М.: Прогресс-Традиция, 2011. С. 522–572.Источник: Библиотека "Института Сенергийной Антрополгии" http://synergia-isa.ru/?page_id=4301#H)
Приведены отрывки из работ философов и историков науки XX века, в которых отражены основные проблемы методологии и истории науки. Предназначено для аспирантов, соискателей и магистров, изучающих историю, философию и методологию науки.
С 1947 года Кришнамурти, приезжая в Индию, регулярно встречался с группой людей, воспитывавшихся в самых разнообразных условиях культуры и дисциплины, с интеллигентами, политическими деятелями, художниками, саньяси; их беседы проходили в виде диалогов. Беседы не ограничиваются лишь вопросами и ответами: они представляют собой исследование структуры и природы сознания, изучение ума, его движения, его границ и того, что лежит за этими границами. В них обнаруживается и особый подход к вопросу о духовном преображении.Простым языком раскрывается природа двойственности и состояния ее отсутствия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вальтер Беньямин – воплощение образцового интеллектуала XX века; философ, не имеющий возможности найти своего места в стремительно меняющемся культурном ландшафте своей страны и всей Европы, гонимый и преследуемый, углубляющийся в недра гуманитарного знания – классического и актуального, – импульсивный и мятежный, но неизменно находящийся в первом ряду ведущих мыслителей своего времени. Каждая работа Беньямина – емкое, но глубочайшее событие для философии и культуры, а также повод для нового переосмысления классических представлений о различных феноменах современности. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
«Совершенное преступление» – это возвращение к теме «Симулякров и симуляции» спустя 15 лет, когда предсказанная Бодрийяром гиперреальность воплотилась в жизнь под названием виртуальной реальности, а с разнообразными симулякрами и симуляцией столкнулся буквально каждый. Но что при этом стало с реальностью? Она исчезла. И не просто исчезла, а, как заявляет автор, ее убили. Убийство реальности – это и есть совершенное преступление. Расследованию этого убийства, его причин и следствий, посвящен этот захватывающий философский детектив, ставший самой переводимой книгой Бодрийяра.«Заговор искусства» – сборник статей и интервью, посвященный теме современного искусства, на которое Бодрийяр оказал самое непосредственное влияние.
Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Один из самых значительных философов современности Ален Бадью обращается к молодому поколению юношей и девушек с наставлением об истинной жизни. В нынешние времена такое нравоучение интеллектуала в лучших традициях Сократа могло бы выглядеть как скандал и дерзкая провокация, но смелость и бескомпромиссность Бадью делает эту попытку вернуть мысль об истинной жизни в философию более чем достойной внимания.
В красном углу ринга – философ Славой Жижек, воинствующий атеист, представляющий критически-материалистическую позицию против религиозных иллюзий; в синем углу – «радикально-православный богослов» Джон Милбанк, влиятельный и провокационный мыслитель, который утверждает, что богословие – это единственная основа, на которой могут стоять знания, политика и этика. В этой книге читателя ждут три раунда яростной полемики с впечатляющими приемами, захватами и проходами. К финальному гонгу читатель поймет, что подобного интеллектуального зрелища еще не было в истории. Дебаты в «Монструозности Христа» касаются будущего религии, светской жизни и политической надежды в свете чудовищного события: Бог стал человеком.