Объяснимое чудо - [11]

Само собой разумеется, в этот день мы не отходили от аквариума, и к вечеру каждая рыбка получила подходящую ей кличку; переливчатый полумесяц, например, мы прозвали Альфонсом, по имени нахального ученика москательщика, который имел обыкновение, нацепив новый галстук, не спеша прохаживаться вдоль нашей изгороди, чтобы обратить на себя внимание моей сестры; цихлиду мы окрестили Гульдой — так звали толстуху лавочницу.

Уже в постели отец признался, что он весь день предвкушал удовольствие увидеть, как завтра соседи вытаращат глаза. В этом отчасти и была цель его поисков «чего-нибудь такого эдакого», чтобы к нам паломничали соседи полюбоваться на его чудеса. Тогда он часами сидел с ними на старых ящиках, вертел самокрутки и занимался тем, что мать называла «заглядыванием в куриные гузки». Бывало, слышишь, как он торжественно говорит:

— Правильно, Адье, такого чистопородного петуха не каждый день раздобудешь!

Слух об аквариуме действительно разнесся с неимоверной быстротой, некоторое время даже казалось, что в поселке разразился соляной кризис, потому что к нам то и дело забегала какая-нибудь соседка одолжить ложку соли и уходила, только всласть налюбовавшись на наше новое приобретение.

Восторги соседей, правда, несколько поутихли, когда они дознались, из-за чего в последние дни их почта приходит с таким опозданием: матери удавалось оторвать почтальона от созерцания нашего «южного моря» лишь неоднократными напоминаниями о том, что ему пора на работу.

А отец, узнав о впечатлении, которое произвели на почтальона чудо-рыбки, с удовлетворением заметил, что такое, мол, бывает: человек, который действительно завел себе что-то особенное, и сам в глазах других становится чем-то особенным, и к нему все идут.

И до чего же он был прав!

Все началось с Ионатана Краулига. В четверг вечером мы только собрались было ужинать, как он явился. Никого другого у нас в доме не называли бы Ионатаном — из такого долговязого имени давно бы сделали «Йонни», — но Ионатана нельзя было называть иначе чем Ионатан. Он был беден и по-своему набожен. Когда-то прежде, рассказывал отец, он не был ни бедным, ни набожным, какое там! Прежде у него был большой угольный склад и он здорово пил. В ту пору его все звали Йонни. Но потребление угля в поселке отставало от потребности хозяина склада в спиртном, и в один прекрасный день он одновременно объявил себя банкротом и провозвестником новой секты.

И вот он явился к нам. Как всегда, на нем была широченная, вымокшая под дождем черная накидка и сношенные сандалии, с которыми он не расставался даже зимой.

Он без обиняков заявил, что пришел из-за рыб, но тут ему бросилось в глаза, что отец лежал на диванчике и не курил.

Ионатан знал, что ни то ни другое не было в привычках отца, и потому участливо спросил:

— Дорогой Пауль, уж не заболел ли ты?

— Да, дорогой Ионатан, — торжественно ответил отец, — у меня грипп.

Мать, знавшая Ионатана не хуже, чем отца, громыхнула кофейными чашками, однако Ионатан проявил себя миссионером в гораздо большей степени, чем это можно было предположить.

— Вот и хорошо, — кротко сказал он, — значит, у тебя найдется часок, чтобы наконец заглянуть в Великую книгу…

— И вправду, — заметил не без коварства отец, которого грипп как нельзя кстати уложил в постель, — самое время заняться божественным делом. — Он посмотрел в потолок таким невинным взглядом, что моя старшая сестра, прыснув, убежала в спальню.

Ионатан и на это не обратил никакого внимания.

— Если тебе будет угодно, — продолжал он, — давай-ка раскроем Великую книгу и займемся изгнанием гриппа. — И он принялся вытаскивать из-под мокрой накидки Великую книгу, которую неизменно носил с собой.

Но отец стал отнекиваться, лучше, мол, потом, а то сейчас у него настроение не благоговейное.

Тут и вторая моя сестра выскочила в спальню; мать же, за это время наполнившая доверху печку брикетами, принялась извлекать их обратно и аккуратно укладывать в ящик. Увидев, что она склонна повторить эту операцию, я подумал о том, как бы и мне незаметно смыться.

Тут раздался стук в дверь, и в нашей маленькой кухне появился господин советник врачебной управы доктор Пфаух.

Отец посмотрел на мать — нет, она не вызывала врача, звать врача из-за гриппа у нас не было заведено, тем более столь уважаемого советника медицины, которого мы знали в лицо только потому, что он часто проезжал на машине по нашей улице в близлежащую рощу, где гуляли нудисты; нет, нет, такое ей не пришло бы в голову, даже если бы в нашем доме случилась и скарлатина. Однако доктор недолго держал нас в сомнении. Он был не из тех, кто особенно церемонится; сказав громко «здрасьте», он сунул матери в руки влажную от дождя охотничью шляпу, уселся верхом на стул и загудел как в трубу:

— Ну-с, молодой человек, где тут у вас ночная посуда с морским чудом?

«Молодой человек» относилось к отцу, а под «ночной посудой» подразумевался, очевидно, аквариум, так как, узрев его за накидкой Ионатана, доктор уселся и прижал свой большой нос к стеклу.

— А этого, наверное, проутюжили? — загудел он, увидев Альфонса. — До чего же плоский! Великолепнейший экземпляр!