Обвиняется кровь - [49]
«Да… да… Михоэлс и Фефер рассказали мне, что установили связь с лидером сионистского движения Вейцманом, нынешним президентом Израиля… с миллионером Розенбергом, с крупным домовладельцем Нью-Йорка Луи Левиным…
Да… по моему указанию Михоэлс и Фефер составили письмо на имя Советского правительства, в котором просили передать евреям Крым…
Да… Жемчужина во всех еврейских националистических делах играла немалую роль…»
Мысль о том, что он кощунственно оговорил Полину Жемчужину, будет мучить Лозовского, и в июле 1952 года, на суде, он наконец получит возможность публичного покаяния — скажет, что за все время следствия он оклеветал трех человек: себя и двух женщин.
«…Об этих двух женщинах я сказал неправду. Это о Лине Соломоновне Штерн и Полине Семеновне Молотовой.
Да… В середине 1944 года я санкционировал ЕАК командировать в Крым еврейского писателя-националиста Квитко… Вернувшись, он подтвердил, что имеется полная возможность возвращения евреев, эвакуированных на восток…»
Следователя не устроила такая трактовка, сводящая все к возвращению в родные дома бывших жителей Крыма.
«— Разве речь шла только об эвакуированных из Крыма? — насторожился он.
— Да… На первых порах… Закрепившись на земле, ранее находившейся под еврейскими колониями, мы думали начать практическое осуществление заданий американцев…
— Вам это удалось сделать?
— Да… Наша просьба была удовлетворена Бенедиктовым, и евреи начали переселяться в Крым… Окрыленные первым успехом, мы были уверены, что получим от Советского правительства и весь Крым… Вскоре нам стало известно, что наша просьба о передаче Крыма евреям Советским правительством отклонена…»
Так выглядит «портрет» Лозовского, писанный мастерами-«забойщиками» в первые недели допросов.
Так неожиданно затруднилось не только заселение Крыма еврейскими «массами», но даже и простое возвращение к родному порогу семей евреев — здешних аборигенов, которому теперь чинились всевозможные препятствия.
Уступка Лозовского тюремному насилию была горестна: именно эти показания легли в основу его «обобщенного протокола», он был отослан в Инстанцию, порадовал и утвердил Шкирятова и Маленкова, но прежде всего Сталина в старой истине, что волка как ни корми, а он все в лес смотрит; что еврей, даже и обласканный и вознесенный к вершинам власти, в душе — оппозиционер и антисоветчик. А Лозовскому пришлось еще 39 месяцев ждать возможности сказать правду, но, увы, не народу и не партии, как ему мечталось, а подсудимым и нескольким старшим офицерам военной коллегии Верховного суда СССР.
Достанет ли когда-нибудь у человечества милосердия, чтобы выслушать страдальцев, не спешить списывать их в общие со многими нулями списки потерпевших, в трагическую статистику, но все же статистику, без живых голосов?
Лозовский упрямо вел свое обличение в заседаниях суда, а у судьи Чепцова все реже возникало желание мешать ему, хотя и не сразу пропала к этому охота.
«Что могут сообщить о крымском плацдарме Гофштейн, Ватенберг-Островская или Зускин, а также целый ряд других почтенных людей? — не без сарказма спрашивал суд Лозовский. — Ну что могла сказать по этому поводу Штерн? Она ничего не понимает в этом, а между прочим, все они — и Маркиш и Зускин, решительно все стали в ходе следствия большими „специалистами-международниками“…»
Генерал-лейтенант Чепцов прервал Лозовского: его здравый смысл разрушал важную позицию обвинительного заключения.
Но Лозовский настойчив:
«Это — мое последнее слово, может быть, последнее в жизни! Мифотворчество о Крыме представляет собой нечто совершенно фантастическое, тут применимо выражение Помяловского, что „это фикция в мозговой субстракции“»[78].
«Президиум ЕАК признан шпионским центром, это — вздор. Внутри президиума могли быть члены, которые занимаются шпионажем: если Фефер утверждает, что он занимался шпионажем, то это его дело, но чтобы этим занимался весь президиум — это политический нонсенс и это противоречит здравому смыслу. Как же все-таки получились эти 42 тома [на судейском столе громоздились 42 тускло-синих, объемистых следственных тома. — А.Б.], как получилось, что все 25 следователей шли по одной дорожке?.. Дело в том, что руководитель следствия, заместитель начальника следственного отдела по особо важным делам полковник Комаров, имел очень странную установку, о которой я уже говорил и хочу повторить. Он мне упрямо втолковывал, что евреи — это подлая нация, что евреи — жулики, негодяи и сволочи, что вся оппозиция состояла из евреев, что евреи хотят истребить всех русских.
Вот что говорил мне полковник Комаров. И естественно, имея такую установку, можно написать что хочешь. Вот из чего развилось древо в 42 тома, которые лежат перед вами и в которых нет ни слова правды обо мне»
