Обвал - [23]

Мальчик к тому времени встал, кривясь на один бок, на лице застыла гримаса боли.

- Что ты воруешь? - пожурил его Оарцхо.

- Кушать хочется.

- Дома надо кушать.

- Нету дома, далеко…

- Где далеко?

- В Ленинградской области. Там сейчас война, там немцы.

- Во-о! А папа, а мама?

- Папы не было - он в тюрьме умер, а мама пропала.

- Как пропала?

- Поезд бомбили. Потом я не нашел ее.

- Эшшахь! Совсем один. Как попал на Кавказ?

- Где пешком, где поездом. На телеге один вез…

- Как тебя зовут?

- Лешка.

- Дяра *, Лешка, твой дел не самый лучший. Ну, ничего, живы будем не умрем…

Так с 1942 года Леша оказался в горах. Пытался Оарцхо отправить его в город и сдать властям, может на учебу определят, да и война ушла от Кавказа - не хочет. Ему нравятся горы, нравятся овцы, нравится кинжал носить.

- Яй, Лешка, когда ты большой станешь, меня Оарцхо, ругать будешь: вот, ай-яй-яй! Сюда привел, овец пасти заставил, учится не дал, батраком сделал. Будешь? Я, Оарцхо виноват. Будешь ругать?

- Не буду.

- Ей Богу будешь!

- Ашшадабилляхи не буду!

Такой спор между ними возникает часто.

- Лешка, когда вырастешь, что будешь делать? Жениться надо, а ингушка за тебя не пойдет.

- Пойдет, куда она денется. Я женюсь на самой красивой ингушке, какая только есть на белом свете. Я ее украду.

- Украдешь? - приходит в ужас Оарцхо. - Это бо-о-ольшой скандал. Не дай Бог.

- Скандал - так скандал. Я скандала не боюсь.

- Я боюсь скандала. Ингушский скандал, Лешка, не бабий драка, а кинжал и винтовка.

- У меня вот кинжал. У тебя тоже кинжал. У нас карабин, еще английская длинная винтовка в скалах. Пусть только сунутся отбирать. Я невесту свою не отдам.

- А если невеста не хочет?

- Захочет. Я ей стихи почитаю, на пандуре сыграю, пока не полюбит меня, не отпущу.

Лешка, действительно, за год научился хорошо играть на пандуре.

- О-хо-хо! - закатывается смехом Оарцхо. - Эшшахь! Лешка жениться хочет, Оарцхо на урдув бараны отдаст.

- Половина отдадите - не обеднеете. Овцы еще народят.

- А если ингуши в Оарцхо дырки сделают?

- Не сделают, дураки что ли. Где они найдут такого зятя, как я? И у тебя я единственный брат. Скажешь не так?

- Это правда!

Оарцхо прячет улыбку в бороде, исподлобья поглядывая на дружка. Он ему очень нравится. Да и почему, действительно, не выдать за него девушку, чем он хуже других? Но обычай такой у народа, выдавать только за своих. А он, Лешка, Воллахи, способен увести, ему отваги не занимать. Но это дело будущего. Сейчас ему пятнадцать. Ну, лет пять-шесть еще в запасе есть. Может, удастся уговорить поехать на родину в Ленинград, поискать родных, может, они не все погибли, когда бомбили поезд, всякое же случается…

В горах шел снег. Под ногами упругая промерзшая земля. Идти легко. Домой всегда идти легко, даже ленивая лошадь поспешает, когда идет к родному стойлу. Состояние тревоги, понемногу рассеялось, Оарцхо прибавил шагу, намереваясь успеть на рузба. Сегодня пятница. Он сходу пойдет в мечеть, отмолится, а потом, с чувством исполненного священного долга, пойдет к родному очагу.

Оарцхо поднялся на самый верх подъема, присел на старый пень передохнуть. Он полез в нагрудный карман, достал старые часы и обнаружил, что на пятничный рузб не опаздывает. Сейчас около одиннадцати, у него еще есть полтора часа. За полтора часа он проделает этот путь дважды. Он спустится в долину, где сельский покос, пересекаемый горной речушкой, поднимется на склон, и откроется вид на село, каждый дом виден, как на ладони. Здесь дорога расширяется, по ней даже арбы ходят вон в тот лес за дровами и за копнами сена. Копен здесь много. Их свозят домой в село, когда мороз. Под копны обычно подкладывают большие ольховые ветки. Приедет хозяин верхом на лошади, привяжет конец туго к ветке, зацепит специальным приспособлением, и поволок в село, и пучка сена не потеряет в дороге.

Возле одной копны Оарцхо заметил сидящего человека во всем белом. Горец свернул с дороги, может человеку помощь нужна.

- Эй, в чем дело? Кто ты?

Человек не отозвался и не пошевелился. Спит что ли? Может охотник? Не похоже. Это скорее всего женщина. Неужели задумала своей силой поволочь копну. Так делают, но очень сильные люди, если у них нет ни лошади, ни вола, ни ослика. Вдова какая-нибудь, а деверя - слабые люди. Бывают такие, как отец говорит, мужчины, у которых гордость в желудке, а не в сердце.

Оарцхо подошел совсем близко. Это была старая женщина… в ночной нижней рубахе, босая и без платка. Она неотрывно смотрела на приближающегося мужчину.

- Ты чего так сидишь? Холодно ведь, без платка и без обуви совсем.

Та не ответила. Оарцхо стало не по себе, но он собрался с духом и подошел вплотную к сидящей. Она смотрела не на него, а мимо него куда-то вдаль. Она была мертва. Это старая Залейха, мать Лукмана, односельчанина, сам он на войне, офицер, большими пушками командует, капитан. Что с ней могло приключиться? Правда она одна осталась, как в прошлом году, младшая дочь замуж вышла. Побаливала старушка. Но как она в таком состоянии и в такой одежде добралась сюда? В беспамятстве? Оарцхо выпрямился и повернулся во все стороны в надежде увидеть кого-нибудь на лошади, чтобы свести тело в село, не оставишь же ее тут: звери могут обглодать. Его взгляд упал на распростертое у кустарника темное тело. Оарцхо побежал к нему. Старик Темарсолта лежал на спине, глядел на небо полуприкрытыми глазами. Он был еще жив.