– Почему Асреддин-эфенди убегает, не выслушав ответа? – спрашивает премьер-министр и лукаво смотрит на министра полиции Нуреддина бен-Али.
– Даю слово Хаки-эфенди, – звонит председательствующий.
– Ладно, спасибо, после… – машет рукой Хаки-эфенди и мчится к выходу.
– Слово предоставляется Шимахи бен-Мухаммеду, – объявляет председатель.
– Он на дворе! – опять кричит большинство.
– Слово имеет Бахри бен-Надир.
– Он на дворе! – опять кричит большинство.
– Даю слово Али бен-Али, – звонит председатель.
Али бен-Али важно поднимается с места.
– О-о-о! – пронеслось по собранию, потому что уже три дня ходили слухи, будто Али бен-Али собирается говорить дольше, чем Драгиша Лапчевич в сербской скупщине.[1]
Али бен-Али поднялся на трибуну, откашлялся, а премьер-министр наклонился к министру юстиции и шепотом спросил:
– Он принял?
– Двадцать капель, – ответил министр.
– Господа, – начал Али бен-Али, но вдруг заволновался, поспешно скатился трибуны и еще в зале стал расстегивать шаровары.
Через полчаса вся оппозиция сидела на корточках около парламента, а большинство проголосовало за закон о палочном наказании.
Вот так в Тегеране справились с обструкцией.
Но зачем я рассказал эту историю, чего доброго еще кто-нибудь ею воспользуется!..
