Обсидиановая комната - [105]

Спускаясь по лестнице, Диоген наконец нарушил молчание.

– Цистерны вроде этой часто встречаются на архипелаге Флорида-Кис, – сказал он. – Нередко это наилучший способ сбора пресной воды.

Его бесцветный голос звучал глухо и отдаленно, странным эхом отражаясь от кирпичных стен, словно приходил из царства мертвых.

Дойдя до низа лестницы, Диоген продолжил путь по кромке мостков. И опять до Констанс донесся отдаленный гул каких-то машин. Спускаясь по лестнице, она бросила взгляд на воду внизу. У цистерны не было ни ступенек, ни трапа и никаких других средств выхода: тот, кто падал туда, уже не мог выбраться.

Диоген остановился там, где мостки заканчивались у двери, укрепленной металлическими полосами:

– За этой дверью находились старые насосы, которые прежде закачивали воду в дом. Эти насосы были на удивление большими и тяжелыми. Они давно устарели с приходом новых технологий, и от них избавились. Ты увидишь, что я нашел новое применение пустому пространству.

Он снова воспользовался ключом – отпер дверь и толкнул ее. Чернота распахнула перед ними свой зев. Он отступил на шаг назад и сделал короткое движение, приглашая Констанс войти внутрь.

Констанс заколебалась. Она не видела ничего, ни малейшего отражения света из центральной цистерны. Ей представилось: вот она делает шаг вперед и падает в бездонную пустоту. Но все же мгновение спустя она прошла мимо Диогена внутрь.

Ее каблуки застучали по камню.

Диоген последовал за ней и закрыл дверь. Несколько мгновений вокруг было совершенно темно – чернота такая полная, какую Констанс, привычная к темноте, никогда не встречала. Но потом послышался слабый щелчок, и на потолке зажглась лампа.

Поначалу Констанс показалось, будто она плывет в черной и безмолвной пустоте. Затем послышались еще щелчки, и, по мере того как Диоген включал все новые и новые лампы, она начинала понимать, где находится. Она стояла внутри того, что показалось ей идеальным кубом с полом, стенами и потолком из черного мрамора. Но, присмотревшись внимательнее, Констанс поняла, что лампы, разнесенные под потолком на равные расстояния в несколько футов, на самом деле размещаются за очень тонкими панелями какого-то темного, закопченного вещества. Это вещество не имело определенного цвета, а обладало переливающимися, дрожащими оттенками серого, и свет, проникающий через эти панели, придавал помещению слабую, странную, мерцающую люминесценцию. И тут до нее дошло: стены и потолок были сделаны полностью из обсидиана.

Словно по знаку, за ее спиной раздался горький, безрадостный смех.

– Все верно, – произнес тот же бесцветный голос. – Это не храм для медитаций, это моя настоящая обсидиановая комната. Святилище моего прошлого, если можно так назвать место, где находятся вещи, вызывающие стыд и боль.

Приглядевшись, Констанс увидела, что на всех четырех стенах через такие же равные интервалы, как и светильники на потолке, висят прямоугольные рамы. Все они были одинакового размера – около восемнадцати дюймов на два фута. Все они не сливались со стеной, а выступали из нее на одинаковом расстоянии от пола. Эти своеобразные витрины были обрамлены обсидианом и остеклены. Небольшая лампа направленного действия в каждой из витрин высвечивала их содержимое, организованное в стиле, напоминающем манеру художника Джозефа Корнелла[45].

– Мой музей, – сказал Диоген. – Пожалуйста, позволь мне выступить экскурсоводом. Эти экспозиции выставлены в хронологическом порядке, начиная отсюда – слева от тебя.

Он сделал несколько шагов от двери и остановился у первой рамы. Внутри Констанс увидела набросок-миниатюру старого городка на разлинованной школьной бумаге. Набросок был удивителен своей всеохватностью и детализацией. Он мог быть сделан только с помощью увеличительного стекла и капиллярной ручки с тончайшим пером. На каждом микроскопическом доме виднелась дранка, каждый булыжник на мостовой имел аккуратные тени, над каждой дверью красовался микроскопический номер.

– Я нарисовал это в семилетнем возрасте, – услышала она голос Диогена. – Я мысленно жил в этом городе. Каждый день добавлял к нему какую-нибудь новую деталь. Я любил его больше всего остального. Я выставил его здесь как напоминание о том, кем бы я мог стать, если бы обстоятельства сложились иначе. Но понимаешь, пока я спокойно рисовал все это… со мной что-то случилось.

– Событие, – сказала Констанс.

– Да. Событие. Ты о нем почти ничего не знаешь, верно? Алоизий наверняка ничего не говорил об этом.

Констанс оставалась неподвижной. Она стояла у необыкновенного рисунка. Трудно было представить, что кто-то в таком юном возрасте мог создать нечто столь детализированное, столь идеальное.

– Мы с Алоизием играли в подвале под особняком Рошнуар – это наш старый дом в Новом Орлеане, на Дофин-стрит. Мы набрели там на потайную комнату, полную всяких приспособлений, созданных моим двоюродным прадедом Комстоком для своего иллюзионного шоу. Одно из них называлось «Дверь в ад». Алоизий вынудил меня войти в эту дверь. Оказалось, что… это было устройство, созданное для одной из двух целей: чтобы свести человека с ума или напугать до смерти.