Общество знания: История модернизации на Западе и в СССР - [64]

Эта сторона рационализма Нового времени как инструмента отчуждения человека — и от природы, и от другого человека — в полной мере проявилась лишь в середине XX века, когда сила основанных на науке технологий превысила «сопротивляемость» человечества и среды его обитания. В 1966 г. Лоренц замечает: «Рациональное мышление, основа и корень всех качеств и достижений, отличающих человека от других живых существ, дало ему исключительную власть над Природой. Среди возможностей, которые предоставила ему эта власть, имеется целая серия самых разных методов самоуничтожения» [28, с. 300].

Замена реального объекта его моделью

Помимо «продукта науки» (например, научной картины мира) важным фактором социогенеза «общества знания» является и методология познания.

Редукционизм создал основу для огромных аналитических возможностей науки, но создал и затруднения в изучении сложных объектов, особенно человека и живой природы в целом. Чтобы познать и понять какую-то часть реальности, человек с мышлением научного типа стремится из всего многообразия явлений и связей вычленить то, что для него наиболее существенно в его конкретной задаче. Иными словами, стремится превратить реальный объект в его упрощенное описание — модель.

«Разоблачая» реальность, отсекая все лишнее (лишнее относительно данной конкретной цели), мы при каждом шаге делаем выбор, связанный с неопределенностью. Почему мы устранили из рассмотрения этот фактор? Почему мы придали такой вес этому параметру и считаем, что он изменяется в соответствии с таким-то законом? Для решения большинства подобных вопросов нет надежных, неоспоримых оснований, и человек вынужден делать предположения. По мере усложнения объектов модель перестает быть образом реальности для тех, кто не вовлечен в научное исследование и не включен в процесс выдвижения гипотез и их экспериментальной проверки. Спроектированная физиками модель атома вовсе не представляет реального атома в целом. Гипотезы и теории становятся инструментами научной работы, частью метода. Это накладывает важнейшее ограничение на область применимости формулы «общества знания» как господства кодифицированного теоретического знания.

Хайдеггер настойчиво указывал на это ограничение: «Смысл слова гипотеза — и вместе с нею самой теории — изменился. Она уже просто некое „Допустим, что…“, нуждающееся в развитии. Сегодня она имеет какой-то чисто методологический смысл и уже никакого онтологического значения, что совершенно не мешает Гейзенбергу и дальше выдвигать притязание на то, что он описывает природу. Что тогда, однако, это „описание“ для него означает? В действительности путь описания перегорожен экспериментированием… А что надо понимать под точностью? Это возможность с безупречным совпадением повторить эксперимент в рамках схемы „Если х… то у“. При экспериментировании все сводится к действию. Когда действия не наступает, теория изменяется. Теория поэтому в своей сути изменчива и тем самым чисто методологична. По существу она уже просто лишь одна из переменных величин в исследовании» [260][64].

Но в социальной практике «общества знания» при дебатах по конкретной проблеме не только нет возможности проверить предположения, но обычно дело не доходит даже до их явной формулировки. Те первоначальные предположения, которые эксперты изучали студентами, вообще не вспоминаются, а для политических решений именно они бывают очень важны. Более того, не только сомнительные предположения не оглашаются, но и определения понятий не дается, так что дебаты часто становятся не просто спектаклем, а театром абсурда — никто друг друга не понимает, каждый говорит о своем.

Например, мы привыкли к понятию «температура», и нам кажется, что мы всегда понимаем, о чем идет речь, и что 20 градусов это вдвое больше, чем 10. В действительности же температура — сложное понятие, связанное с целым рядом предположений, теорий и моделей (например, 20 °C вовсе не вдвое больше, чем 10 °C, относительные величины можно вычислять только на шкале абсолютных температур). А уж когда ученый использует не столь привычное публике понятие «энтропия», то вряд ли вообще кто-нибудь его понимает.

Философ науки Пауль Фейерабенд в своем «Диалоге о методе» пишет: «Вообразите ученых в любой области исследований. Эти ученые исходят из фундаментальных предположений, которые вряд ли когда-нибудь ставятся под вопрос. Имеются методы изучения реальности, которые считаются единственными естественными процедурами, и исследование заключается в том, чтобы применять эти методы и эти фундаментальные предположения, а не в том, чтобы их проверять. Вероятно, что предположения были введены в свое время, чтобы разрешить конкретные проблемы или устранить конкретные трудности, и что в тот момент не забывали об их характере. Но это время давно прошло. Сейчас и не вспоминают о предположениях, в терминах которых определяется исследование, и исследование, которое ведется иным образом, рассматривается как что-то неуместное, ненаучное и абсурдное» [11, с. 165].

Историки и социологи науки подробно описали ряд политических дебатов, происходивших в США с участием ученых (например, по вопросу фторирования питьевой воды, использования тетраэтил-свинца для улучшения бензина и по проблеме радиационной опасности от атомных электростанций). Эти описания раскрывают важные социальные механизмы, работа которых и выражает сущность «общества знания».