, Спенсера[17] и первые пятьдесят страниц «Критики чистого разума[18]»[19].
— Вот как. А вы не слышали ничего про такую женщину, Марусю-упади?
— Знаю, — быстро ответил Молодой. — Она имеет музей восковых фигур, но это вывеска. На самом деле она спекулирует кокаином.
— Какой талантливый, — сказал Вася. — А портвейн вы любите?
— Товарищ Моргун, мне это начинает действовать на нервы.
— Извозчик! — закричал Вася.
Было около одиннадцати часов вечера. Через пятнадцать минут Молодой очутился в квартире Маруси-упади.
— Не хватает еще двух, — сказал ему на следующий вечер Вася. — На вас возлагается обязанность доставить нам их в кратчайший срок.
И Молодой отправился в кафе «Кристаль». Поэты с подведенными глазами кричали свои стихи. Молодой пригласил Казимирова, поклонника Гейне, вступить в Общество восьмерки пик. Тот согласился, но поставил условием, чтобы одновременно с ним приняли и Джэн. — Кто такая эта Джэн? — Казимиров, вместо ответа, прочел длинное стихотворение о девушке с рыжими волосами. Реалист нахмурился, но тоже согласился.
В Джэн исключительным был только ее голос. В остальном она почти не отличалась от русских революционных гимназисток, влюбленных в классические образы «вакханок» и политическую слепоту Шарлотты Кордэ[20]. В общем, это был прекрасный тип женщин, лишенных многих условностей добродетели, — тип, обреченный на медленное подчинение мещанским канонам идущего по дымящимся следам революции неподвижного и скудного быта. Но в пролете эпох, между гибелью державного убожества дореволюционного времени и нарождением тупого лика фанатических формул нового быта, — но в пролете эпох мы не любили других женщин.
В первом протоколе Общества восьмерки пик было написано:
«Мы благодарим Джэн за высокий лиризм ее песен».
Это написал Вася-фантазер, любитель торжественных фраз и строгого искусства в подделке кредитных билетов.
* * *
Второй протокол гласил следующее:
«Товарищ Джэн уполномочивается получить в главном отделении Купеческого банка деньги по чеку за номером 5794 (пять тысяч семьсот девяносто четыре). Эта сумма вверяется товарищу Джэн на цели непременного привлечения в квартиру Общества бывшего помещика Рандолинского».
* * *
Бывший помещик Рандолинский носил с собой бумажник, набитый иностранными кредитными билетами. Он приехал с юга. Его полная фигура и оплывшее лицо неизменно появлялись во всех веселых местах города. Его видели в «Moulin rouge»[21], и в коммерческом клубе, где он крупно играл в карты, и в подвале «Кавказ», и в кафе «Кристаль», куда он приходил слушать поэтов. Из Общества восьмерки пик первым обратил на него внимание Молодой, который видел, как в бильярдном зале гостиницы «Метрополь» Рандолинский расплачивался со своим партнером золотыми монетами.
Дела общества шли неважно. Восковое неприличие музея с некоторых пор перестало действовать возбуждающе на ущербленную чувствительность граждан, за спекуляцию Маруся платила громадные взятки, и денег в кассе общества оставалось мало. Вася-фальшивомонетчик был в отчаянии: сообщение с Одессой прервалось благодаря зашевелившимся южным армиям.
И общество единогласно приняло Васино предложение о непременном привлечении помещика Рандолинского.
«Необходим приток капитала со стороны», — было занесено в протокол.
* * *
Поужинав в «Moulin rouge», помещик Рандолинский вышел из вращающейся двери и сейчас же увидел Джэн, одетую со специальным уличным шиком. Он ускорил шаги.
— M-lle…
Джэн испуганно посмотрела на него и пошла дальше. По пятам Рандолинского двигалась Восьмерка пик. Через несколько минут помещик остановил лихача. Джэн обернулась, увидела внимательное лицо Васи и закрыла глаза. Восьмерка пик побежала к автомобилю Маруси, стоявшему за утлом.
Когда Джэн позвонила два раза, Молодой открыл дверь. Рандолинский с удивлением посмотрел на мальчика в форменной куртке.
— Это мой брат, — сказала Джэн. — Снимайте шубу.
Джэн и Рандолинский прошли в гостиную. Молодой повернул ключ и запер входную дверь.
Через несколько секунд до слуха Молодого донеслись крики. Все шло именно так, как было условлено.
— Вы не смеете! — кричала Джэн. — Вы пользуетесь тем, что в квартире нет никого, кроме моего брата, ребенка, которого вы не боитесь!
И в этот момент все члены Общества восьмерки пик вошли в комнату. Кофта Джэн была разорвана, Рандолинский одной рукой держал ее кисти, другой прижимал к себе извивающееся тело. Увидев входящих, Джэн засмеялась и перестала сопротивляться.
— Нам предстоит небольшой разговор, — торжественно сказал Вася, обращаясь к растерявшемуся Рандолинскому. — Вы позволили себе оскорбить девушку, вы даже порвали ей кофту. Вы вторглись в чужую квартиру.
— Но…
— Помещик Рандолинский, мы знаем, что не существует доводов, которые могли бы оправдать ваше поведение.
Для важности Вася сделал паузу.
— Мы избавляем вас от комментариев и необходимости извиняться. Взамен этого, в возмещение убытков, мы требуем ваш бумажник и категорически настаиваем на том, чтобы, передавая его нам, вы бы ничего оттуда не вынимали.
— Мой бумажник?.. — сказал Рандолинский.
— Именно, ваш бумажник. В ваших носках, например, или подтяжках, или даже кальсонах мы не нуждаемся.
