Общество "Сентябрь" - [59]

— Как дела, Эдмунд?

— Неплохо, неплохо.

Они обменялись рукопожатием.

— А выглядишь усталым.

— Да? Наверное, оттого что сидим здесь допоздна. Скучаю по деревенской жизни. А как движется твое оксфордское дело?

— Ты обедаешь в компании?

— Да, но ты ведь к нам присоединишься, верно? Всего несколько человек из министерства торговли и военного министерства — члены нашей партии. Еще Рассел. С некоторыми ты, наверное, знаком.

— Я не помешаю вам работать?

— Нет-нет, что ты! Мы просто беседуем.

Они остановились в длинном вестибюле, откуда виднелась набережная Темзы, а за каждой из многочисленных дверей открывался вход в парламентский улей.

— Тогда я с вами, спасибо, — решил Ленокс, и они отправились дальше, к знаменитому парламентскому ресторану «У Беллами».

Большой стол, за которым собралась компания Эдмунда, стоял в глубине зала, подальше от любопытных глаз. Из двух широких окон открывался вид на быструю серую реку, но никто туда не смотрел. Ленокс поздоровался с Джеймсом Хилари — давний друг был рад его видеть, — а затем Эдмунд познакомил брата с людьми, о которых тот до сих пор только читал в газетах. К ним относились: молодой депутат из Уорикшира, великолепный оратор и защитник бедных Джонатан Брик, говоривший с мелодичным южномидлендским акцентом, а также лорд Рассел — Ленокс немного его знал. Рассел пробыл премьер-министром не больше года и ушел в отставку после неудачной попытки внести билль о реформе: «против» выступила его собственная партия — по мнению Ленокса, самым позорным образом. Так же считала разъяренная толпа в Гайд-парке этим летом.

За обедом присутствовали еще несколько рядовых членов Парламента — их называли «заднескамеечники», — люди, знакомые Леноксу и полезные партии в делах мелких, малоприятных, но чрезвычайно нужных с практической точки зрения. Одним был хозяин мыловаренного завода в Бирмингеме Питер Энтони, а другим — Дональд Лонгстафф, чьи устремления сводились к членству в хороших клубах, к числу которых относился и Парламент. Его коньком была сплетня, а эта монета в политике всегда в ходу.

Либеральной партии сильно не хватало ее основателя — умершего год назад виконта Пальмерстона. Речь шла не только о его политических талантах и невероятной находчивости, но и о личности, способной сплотить вокруг себя либералов. Сам Пальмерстон начинал в партии тори, но пришел к мысли о необходимости иного пути — и сам его проложил. Как оратору, ему не было равных. Никогда Леноксу не забыть, как смело поддержал он революции, прокатившиеся по континенту в 1848 году: его поддержка придала законность действиям восставших в Италии, Франции и Венгрии. В нем жила благородная вера в идею конституционных свобод… Да, либералам не хватало Пальмерстона. Партии не хватало ее талисмана.

А вот лидер партии консерваторов здравствовал. Граф Дерби, нынешний премьер-министр, возглавлял кабинет в третий раз (после многолетнего перерыва), и все понимали, что либеральная партия должна срочно найти политика, который не уступал бы ему в ораторских способностях и дальновидности. Одним из таких политиков мог стать Брик, другим — Хилари, во всяком случае, со временем; а третьим — Уильям Юарт Гладстон, хотя некоторые и считали его взгляды чересчур пуританскими.

— О чем беседа? — спросил Эдмунд, садясь за стол.

Все почтительно ждали, что ответит Рассел. Но он молчал. Тогда заговорил Брик:

— О наших вечных бедах: козни Дерби, речь Гладстона вчера вечером.

Хилари подхватил:

— Дерби, кажется, задумал украсть билль о реформе, я хочу сказать — ваш билль, лорд Рассел. Вы слышали его речь на прошлой неделе? Пусть и в завуалированной форме, но он говорил о расширении общего избирательного права.

— Похоже на то, — кивнул Эдмунд.

Эдмунда слушали иначе, чем лорда Рассела: не из почтительности, а из неподдельного интереса к личности, чье мнение уважают. Замечание Хилари сразу подхватили и подвергли бурному обсуждению. Даже Рассел проронил:

— Что ж, если у него получится — тем лучше.

Все горячо закивали, а через минуту начали возражать. Два или три раза Ленокс позволил себе выступить с уверенной тирадой — и заметил одобрение в глазах Брика. Они распили три бутылки кларета, что не могло не создать дружеской атмосферы за столом. Когда пришло время расходиться, у всех было чувство, что они договорились — непонятно, правда, о чем, но о чем-то очень важном. Несмотря на некоторую растерянность, Ленокс понял: говорят на языке подтекста, а его нетрудно будет освоить.

— Ну, что ты обо всем этом скажешь? — спросил Эдмунд, ведя брата по бесконечному коридору в свой офис.

— Вы договорились о чем-нибудь? Конкретном?

— Бог мой, нет, конечно, нет! Мы только начали обсуждать билль о реформе, который, наверное, внесут в будущем году. Нужно было узнать мнение Рассела на этот счет.

— По-моему, он и бровью не повел.

— Очень правильно с его стороны.

Навстречу им быстро шел невысокий темноволосый мужчина. Эдмунд поздоровался.

— Ах да, здравствуйте, Эдмунд. Извините, нет времени… У меня важное… Важные дела, одним словом. Извините еще раз.

— Не за что, — ответил Эдмунд, и незнакомец понесся дальше.