Общество любителей Агаты Кристи. Живой дневник - [3]

От пирса плавал челнок, каждые четверть часа. Пересекаешь реку, садишься на sky-train и через пять минут ты в центре. В одном из центров города. Раньше я видел Бангкок с земли, с воды. С крыши небоскреба. Надземка давала четвертый ракурс, вид из бельэтажа. Ее идея проста: обмануть трафик, поднявшись над ним. Поезд плывет вровень с крышами бетонных курятников, мимо офисных витрин. За которыми работают клерки, и это видно.

Между небоскребов то и дело разверзаются ущелья улиц. Они забиты машинами, похожими на детские модельки (розовые, зеленые, желтые). Снова окна, чешуйчатые крыши храмов. Чердаки и антенны.

Из кондиционера бьет ледяной воздух. Над окнами вагона, под потолком, телевизоры, и гоняют рекламу. Так что в рамке взгляда всегда две реальности, искусственная и настоящая, за окнами. Побеждает искусственная, конечно.

Собственно, их было два, сетевых отеля на город. И оператор просто перепутал. Так я поселился на отшибе. Мне хотелось узнать, можно ли перебраться в отель той же сети, только здесь, в центре. Само собой, мест в гостинице не оказалось, и я стал бесцельно бродить по району. Оказалось, что башню отеля воткнули рядом со знаменитым кварталом Nanaplaza. Это небольшой пятачок размером с баскетбольную площадку, обнесенный трехъярусными галереями и забитый барами, где можно недорого купить девушку.

«Наступало то время ночи, когда застенчивые мужчины, весь вечер отвечавшие „нет“, внезапно ощущают желание, подогретое спиртным и неусыпным вниманием обнаженных женщин. Их начинает пугать перспектива возвратиться в отель одному – это кажется более безнравственным и преступным против самой жизни, чем связь с проституткой».

Джон Бердетт. «Бангкок-8»

День второй. Бангкок – Пномпень

– Нравится? – Таксист кивает на гигантское здание аэропорта, собранное из стальных штанг. Между штангами натянута парусина, как в шапито. Для здешнего климата идеальное решение: дешево и эффектно.

– Это построил мэр Бангкока. – Таксист театрально вздыхает. – Недавно его посадили, воровал очень.

Я вспоминаю, что Бангкок – один из самых коррумпированных городов мира. Отвечаю:

– Наш тоже.

– Посадили? – Он оживляется.

– В смысле, тоже ворует.

Мы едем дальше.

То, что Пномпень большой город, ясно уже в аэропорту: накопитель забит под завязку. Лететь час, но «Тайские авиалинии» держат марку, успевают подать ужин. Роняя подносы, собирают посуду на посадке.

– Русский? – спрашивает сосед.

– Откуда знаешь?

– Шрифт, – кивает на книгу.

Камбоджиец из провинции. Вторые сутки летит из Европы. Первый раз в тех краях. «Хотя вообще-то я много путешествую...» Я понимаю, что Европа для него такой же бессмысленный звук, как для меня Малайзия или Суматра. Филиппины.

То, что Пномпень крупный город, ясно, когда попадаешь в аэропорт. По сравнению с лаосским во Вьентьяне он вдвое больше, современнее. Визу дают на прилете, но, чтобы не стоять в очереди, можно оформить e-visa по Интернету, дома. Заполняешь на сайте их МИДа анкету, прикрепляешь фото, счет карты – и получаешь файл в течение трех суток.

«Килинфил?» – предлагает шофер.

На дворе ночь, я смотрю из такси на улицу. Тротуар завален мусором, нищие и калеки спят вповалку. «Килинфил» – это killing fields, места массовых казней и могильники недалеко от Пномпеня. Видимо, первая позиция среди достопримечательностей.

– Нет, не хочу.

В узком, как пенал, лобби пахнет благовониями, полумрак. Я прохожу между скульптурами Будды. Пусто, никого. Неожиданно меня окликают, над столом голова, из-под кепки торчат уши. Консьерж серьезен, несмотря на юный возраст.

– В девять утра будет шум, много шума. – Он берет чемодан, лицо становится скорбным. – Ремонт в соседнем здании, мы ничего не можем поделать.

Мой номер на самом верху, в мансарде. За окном в темноте угадывается стройка, за стройкой чернеет Меконг, по которому плавают иллюминированные кораблики. Конфигурация жилья хитрая: между комнатой и туалетом уместился внутренний дворик, private garden. Два кресла, сверху крыша из циновки.

– Интернет? – спрашиваю.

– Пять долларов в сутки. – Консьерж как фокусник достает из кармана провод. Подключаемся – не работает. Он смотрит так, словно это я сломал связь. Качает кепкой, молчит. Наконец, вздохнув, достает новый кабель. Все в порядке, страница загружается.

Ночь душная и влажная, пот ручьями. Сна нет. Из кондиционера хлещет влажный теплый воздух. Я перебираюсь с компьютером в «садик». Тут вентилятор и прохладно – хотя все больше мошек, невидимого гнуса. Левая стена в «садике» завешена бамбуком. Машинально отодвигаю пару плашек. Там еще одна стена, прозрачная – из пластика. И точно такой же «садик». Когда глаза привыкают к полумраку, я вижу низкий топчан в углу. На нем лежит голый мужик, белый. Рядом с ним девушка, крошечная, как десятилетний ребенок. Она встает, быстро одевается. Тот вяло протягивает руку. Я тихо смыкаю бамбуковые плашки.

«Дорога из тюрьмы в свободный мир очень длинная и очень прямая и кончается в общественном саду, где цветут гибискусы и орхидеи. Как медитирующему человеку не заметить в этом некую замену оси сознания?»

Джон Бердетт

День третий. Пномпень