Наступили летние каникулы, и мы вздохнули с облегчением — но только на несколько дней. Потом нам показалось, что мы что-то упустили, только никак не могли понять, что именно. Ужасно хотелось, чтобы что-нибудь произошло, но мы опять не знали, чего же мы все-таки хотим, и мы очень обрадовались, когда папа сказал:
«Я попросил мистера Фулкса прислать сюда своих детей на пару недель. Вы ведь их помните, тех ребят, которые были у нас на Рождество. Вы должны обращаться с ними ласково и присмотреть, чтобы они хорошо провели время — ясно?»
Мы хорошо их помнили — это были те маленькие испуганные детки, похожие на белых мышек с очень яркими глазками. Они ни разу не были у нас после Рождества, потому что Денис болел, и они жили у тети в Рэмсгейте.
Алиса и Дора хотели сами приготовить комнаты для наших гостей, но хорошая горничная говорит «нельзя» еще чаще, чем прислуга «за все», поэтому девочкам пришлось отказаться от этой идеи. Джейн разрешила им только поставить букеты в каминные вазы, да и то пришлось просить цветы у садовника, потому что в наших маленьких садиках ничего подходящего не выросло.
Их поезд прибывал в 12.27. И все пошли их встречать. Позже я подумал, что мы допустили ошибку, потому что они приехали в сопровождении тети, одетой в черный костюм и детский чепец. Мы поклонились ей, а она сердито спросила:
«Это еще кто?»
Мы сказали, что мы — Бэстейблы и пришли встретить Дэйзи и Денни.
Эта тетя просто грубиянка, и мы от души пожалели Денни и Дэйзи, когда она обернулась к ним и спросил:
«Это те самые дети? Вы помните их?»
Может быть, мы выглядели и не слишком примерно, поскольку мы успели немного поиграть в разбойников в кустах у станции, и понятно, что к обеду придется хорошенько умыться, но все-таки…
Денни сказал, что он, кажется, нас помнит. Но Дэйзи воскликнула: «Кончено, это они и есть!» — и вид у нее был такой, как будто она вот-вот заплачет.
Тогда тетя подозвала кэбмена и объяснила ему, куда ехать, втолкнула в кэб Денни и Дэйзи и сказала:
«Вы, девочки, можете поехать с нами, если хотите, а мальчишки пойдут пешком».
Кэб тронулся, а мы остались. Тетя обернулась, чтобы еще что-то нам сказать, но мы уже и так знали, что она велит нам причесать волосы и надеть перчатки, так что Освальд сказал: «Всего доброго», — повернулся и ушел с гордо поднятой головой прежде, чем она успела что-то добавить, и все остальные последовали за ним. Только такая вот леди в черном костюме и тугом чепце могла назвать нас мальчишками. Она была очень похожа на мисс Мардстон в «Дэвиде Копперфильде», я бы и в глаза ей это сказал, только она ведь не поймет. Она вряд ли читала что-нибудь кроме «Истории» Мэркхэма и «Рассуждений» Мэнгнолла — конечно, от этих книг «ум развивается».
Когда мы добрались до дому, то застали всех четверых пассажиров кэба у себя в гостиной, — мы теперь уже не называем это детской, — вид у них был такой, как будто их всех только что отмыли без мыла. Наши сестры вежливыми голосами задавали вежливые вопросы, а те отвечали: «Да», «Нет» и «Не знаю». Мы, мальчишки, даже не нашлись, что сказать, а только встали у окна и стояли там, пока не прозвучал гонг к обеду. Было ясно, что все будет просто ужасно. Наши гости не годились в странствующие рыцари, и они не решились бы провезти запечатанное письмо кардинала через всю Францию, и не им дано придумать, что надо сказать, чтобы сбить неприятеля с верного следа.
Они говорили: «Спасибо, да» и «Спасибо, нет» и ели очень аккуратно, и вытирали салфеткой рот прежде, чем отпить из стакана, и после того снова вытирали рот, и не разговаривали с набитым ртом.
После обеда дело пошло еще хуже.
Мы достали все наши книги, а они сказали «Большое спасибо» и даже не стали на них смотреть. Мы разложили перед ними все игрушки, а они сказали: «Спасибо, это все просто замечательно» — и не стали в них играть. И все шло хуже и хуже а когда наступило время пить чай, то никто уже и не пытался разговаривать, кроме Ноэля и Г. О., которые продолжали болтать друг с другом о крикете.
После чая к нам пришел папа и поиграл в почту с гостями и девочками, и это было уже чуть-чуть получше, но когда все вечером сели ужинать, я — то есть Освальд — чувствовал себя, как герой из книги: на пределе своих возможностей. Вот уж никогда не думал, что я обрадуюсь, когда будет пора ложиться спать, но в этот раз я просто испытал облегчение.
Они отправились в постель. Дора сказала мне, что ей пришлось помочь Дэйзи расстегнуть все пуговки и развязать шнурки, хотя той уже почти десять лет, а Денни сказал, что он не заснет, если ему не оставят ночничок; так вот, когда они, наконец, улеглись, мы собрали военный совет у девочек в комнате. Мы уселись на кровать — это огромная кровать черного дерева на ножках и зеленым балдахином, из которого можно было бы сделать палатку, вот только экономка не разрешает. Освальд сказал:
«Ну что — первый класс?»
«Завтра будет уже лучше» — сказала Алиса. — «Они просто стесняются».
Дикки сказал: «Пусть стесняются на здоровье, но нечего так по-идиотски себя вести».
«Они испугались. Мы для них слишком странные», — пояснила дора.
