Общество «Будем послушными» - [11]

Прежде, чем мы успели обсудить наше отчаянное положение, Дора покачнулась в воде и завопила:

«Нога, нога! Это акула! Я знаю, это акула, крокодил!»

Те, кто остался на берегу, слышали эти вопли, но не могли разглядеть, что с нами происходит. Ноэль говорил мне потом, что в эту минуту он даже забыл про обещанную ему кисточку.

Мы прекрасно понимали, что никакой акулы тут нет, но я подумал о щуках, некоторые бывают очень большие и злобные, и поспешил на помощь Доре. Я держал ее за плечи, а она продолжала вопить, пока я подталкивал ее к тому месту, где стена спускалась к самой воде, а потом вверх по стене, пока она не смогла на нее усесться. Тогда она вытащила ногу из воды и поглядела на нее, все еще всхлипывая.

Вид у ее ноги и впрямь был ужасный. Это была не акула, но мерзкая старая консервная банка, которая накрепко впилась в ее ногу. Освальд отодрал банку, и кровь заструилась из множества ран. Хорошо еще, что нога у Доры была мокрая, и поэтому кровь размывалась и выглядела не так жутко, как обыкновенно.

Она перестала кричать и позеленела. Я боялся, что она хлопнется в обморок, как Дэйзи, когда мы играли в джунгли.

Освальд поддерживал сестру, как мог, и это был один из самых жутких моментов в его жизни, потому что плот уплыл, и вернуть его было невозможно, а мы не знали, сумеем ли мы пройти вброд через весь ров.

Но миссис Петтигрю не оставила нас в беде. В конце концов, она не такая уж зануда.

Как раз в ту минуту, когда Освальд прикидывал, сумеет ли он вплавь догнать плот, под темным сводом моста показался нос лодки.

Дядя Альберта забрал нас всех в лодку, а потом нам пришлось входить в дом через погреб, причем Дору мы несли. Разговоров в тот день особых не было. Всех отослали в постель — и тех, кто был на плоту, и тех, кто оставался сухопутным, потому что они тоже в этом участвовали, а дядя Альберта понимает, что такое справедливость.

Через день наступила суббота, и папа устроил нам крепкую разборку.

Хуже всего было, что Дора не могла сунуть ногу в обувь, и пришлось посылать за врачом; ей велели лежать в постели. Вот уж правда не повезло.

Когда доктор ушел, Алиса сказала мне:

«Ей сильно досталось, но Дора только рада этому. Дэйзи сказала ей, что теперь мы все будем обращаться к Доре со своими маленькими радостями и печалями, и она, лежа на ложе страданий, сможет благотворно влиять на нас, как в книжке „Что делала Кэтти“, и Дора сказала, что надеется, пока будет лежать в постели, и впрямь быть для нас добрым ангелом и благословением Божьим».

Освальд сказал «очень хорошо», но на самом деле он вовсе не думал, что это так, потому что опять началась как раз та болтовня, которую ни ему, ни Дикки не было особой охоты выслушивать.

Больше всего нам попало за те маленькие деревянные горшочки, которые мы сняли изгороди. Оказывается, они предназначены для масла, и их специально вешают на солнце, чтобы они стали слаще.

Как сказал Денни, после всей грязи, которая налипла на них в этом болоте, все ароматы Аравии не сделают их вновь пригодными для хранения масла.

Конечно, получилось неудачно. Но мы ведь не для собственного удовольствия все это затеяли, а ради исполнения долга. Нас все равно наказали, когда папа приехал, но подобного рода ошибки бывали в истории и раньше.

Глава третья. Надгробье на могиле Билла

По дороге проезжали солдаты, верхом на лошадях, по два в ряд. То есть это лошади были по две в ряд, а сами солдаты — по одному, потому что каждый ехал верхом на одной лошади, а другую вел рядом. Так полагается тренировать лошадей. Они ехали из Четтемских казарм. Мы все построились вдоль стены кладбища и приветствовали их, когда они проезжали мимо, хотя мы еще и не читали Тоди Лайон. Потом мы прочли эту книгу — по-моему, только она и годится среди всех книг, которые написал этот автор. Все остальные просто вздор, хотя есть люди, которым это нравится.

Так вот, в «Сэре Тоди Лайоне» офицер отдает честь детям.

Но с этими солдатами был всего-навсего лейтенант, и он и не подумал отдать честь. Он помахал рукой девочкам, и солдаты тоже. Мы все помахали им в ответ.

На следующий день мы сделали флаг из наших носовых платков и красной фланелевой юбочки, которую белая мышка Дэйзи согласилась одолжить нам, а синюю тесьму мы купили в магазине.

Потом мы стали поджидать солдат, и через три дня они пришли снова, по-прежнему по два в ряд, то есть по две лошади в ряд, и все было просто первый класс.

Мы махали им флагом и кричали. Мы трижды прокричали ура. Громче всех умеет кричать Освальд. Как только первый солдат поравнялся с нами, Освальд крикнул:

«Трижды ура в честь королевы и Британской армии!»

И мы все замахали флагом и закричали «Ура!». Освальд забрался на стену, чтобы его лучше было слышно, а Денни размахивал флагом, потому что он наш гость, и поэтому ему в любом развлечении достаются самые сливки.

Солдаты ничего не крикнули в ответ, они только ухмылялись и махали руками.

На следующий день мы все снарядились по походному. Г. О. и Ноэль взяли свои игрушечные сабли, и мы попросили дядю Альберта, чтобы он разрешил нам воспользоваться оружием, которое висело на стене в столовой. И он сказал «ладно», если только мы потом не забудем его почистить. Мы почистили его даже до того, и мылом, и кирпичным порошком, и полировкой для металла, которую изобрел великий герцог Веллингтон на досуге, пока ему не надо было бить Бонапарта — трижды ура в честь Железного Герцога! Мы чистили оружие наждачной бумагой, и куском кожи, и отбеливающим порошком. Освальд взял себе саблю кавалериста вместе с ножнами, девочки портупеи с пистолетами, это были пистолеты устаревшего образца, кремневые, с кусочком красной фланели вокруг замка. Денни взял себе морской кортик, очень красивый и очень старый, наверное, еще со времен Трафальгара. Остальные разобрали штыки, какими французы сражались с пруссаками. Эти штыки становятся очень яркими, если их как следует наблистить, но ножны отчистить очень трудно, а на металлической части каждого штыка было написано имя солдата, которому этот штык принадлежал когда-то. Знать бы, где теперь все эти люди. Наверное, на войне погибли, бедняги. Но это все было так давно.