Общественное животное. Тайные источники любви, характера и успеха - [23]

Смех существует не просто так, и, вероятно, он возник еще до того, как человек овладел членораздельной речью. Роберт Провайн^{74} из Мэрилендского университета установил, что в компании люди смеются в 30 раз чаще, чем в одиночестве. В ситуациях, которые объединяют людей, смех возникает сам собой, спонтанно. Удивительно, но люди, которые рассказывают то, что вызвало смех, сами смеются на 46% чаще, чем их слушатели. Причем смех вызывают не только и не столько веселые истории. Лишь 15%^{75} произнесенных и вызвавших смех фраз в самом деле смешны хотя бы с какой-нибудь точки зрения. Смех чаще спонтанно возникает при разговоре, когда люди ощущают взаимопонимание и психологическая обстановка одинаково приятна всем присутствующим.

Некоторые шутки, например каламбуры, – асоциальны, и поэтому такие шутки часто любят люди, страдающие аутизмом. Но бо́льшая часть шуток несет значимую социальную нагрузку, и поэтому их часто используют, когда кому-то удается найти выход из социального недоразумения. Смех – это язык, используемый людьми для создания новых социальных связей и укрепления уже существующих, для устранения неловкости в общении. Иногда это хорошо: толпа людей единодушно чему-то смеется, иногда – плохо (толпа выбирает себе жертву и потешается над ней), но в любом случае смех и солидарность всегда идут рука об руку. Стивен Джонсон пишет^{76}:

Смех – это не инстинктивная физиологическая реакция на юмор, подобная реакции человека, который реагирует отдергиванием руки на боль или дрожью на холод. Это инстинктивная форма налаживания социальных связей, в которых создается и используется юмор.

День за днем Гарольд и его родители будут стараться найти общий ритм. Иногда они будут ошибаться. Иногда ни Роб, ни Джулия не могут залезть в голову Гарольда и понять, что надо сделать, чтобы его успокоить. Но иногда у них это получается. И когда это происходит, детский смех становится для них наивысшей наградой.

Если вы вдруг спросите, откуда взялся Гарольд, то тут, конечно, можно дать биологический ответ: рассказать о зачатии, беременности и родах. Но если мы захотим объяснить, откуда взялась человеческая сущность Гарольда, откуда взялась его личность – как и личность любого человека, – то нам придется сказать, что первопричина – в отношениях Гарольда с его родителями. Эти отношения имеют вполне определенные свойства. Потом, по мере того как Гарольд созревал и его самосознание развивалось, эти свойства становились частью его личности и продолжали существовать независимо от того, были ли рядом родители. То есть мы должны признать, что отношения возникают не после того, как люди достигают определенной ступени развития. Наоборот, люди вступают в отношения с другими людьми – с родителями и другими старшими родственниками – сразу после рождения, и именно эти отношения формируют человека, его неповторимую личность. Иначе говоря, мозг заключен в черепе индивида, но разум и сознание существуют только в виде общественной сети. Сознание и разум – результат взаимодействия множества мозгов, и очень важно не путать мозг и сознание.

Сэмюел Тейлор Кольридж по этому поводу говорил: «Любовь возникает прежде сознания; и первая любовь – это любовь другого. Дитя распознает себя в матери за много лет до того, как оно сможет распознать себя в самом себе».

Кольридж рассказывает^{77}, как его трехлетний сын однажды проснулся среди ночи и принялся звать маму.

– Дотронься до меня, – умолял мальчик. – Только дотронься до меня.

Мать была поражена.

– Зачем? – спросила она.

– Меня здесь нет, – плакал малыш. – Дотронься до меня, мама, чтобы я снова был здесь.

Глава 4. Составление карты

Гарольд вступил в жизнь, полностью находясь в мире матери, но очень скоро в его поле зрения попал и остальной мир с его грубым материализмом. Правда, в тот момент Гарольд еще не мечтал о «порше» и «ролексах». Сначала он стал человеком полос – полос и черно-белых шашечек. После этого у него развилось чувство края – края коробки, края полки. Гарольд таращился на края предметов с неотрывным вниманием, словно Чарльз Мэнсон[29], внезапно заметивший полицейского.

Потом – по прошествии месяцев – он познакомился с разными вещами: коробочками, колесиками, погремушками и поильничками. Гарольд стал великим уравнителем – ему хотелось, чтобы все вещи находились как можно ниже, под стать его росту. Тарелки летели со стола на пол. Туда же сыпались книги с полок. Он регулярно освобождал спагетти из картонной тюрьмы, отпуская макароны на вольный выпас на полу кухни.

Самым восхитительным в Гарольде в этом возрасте было его увлечение одновременно психологией и физикой… Он стремился понять, что думает мама и как падают вещи. Он часто смотрел на мать, чтобы удостовериться, что она защитит его, а затем, убедившись в этом, шел крушить очередную вещь. Он в полной мере обладал тем, что Элисон Гопник, Эндрю Мелцофф и Патриция Куль^{78} называют «влечением к объяснению». Гарольд мог долго сидеть на одном месте, пытаясь вставить маленький ящичек в больший, а когда это ему, наконец, удавалось, он броском, достойным Сэнди Коуфакса