Общага-на-Крови - [5]

— Ты все-таки не пошла на консультацию, Нелечка?

— Уйди, старая шлюха, — сварливо сказала Нелли.

— Ты меня еще любишь, Нелечка? — жалобно спросила Леля.

— Лелька, ты сама подумай, — отстраняясь и разворачиваясь лицом, нравоучительно сказала Нелли. — Я люблю Отличника. Ты у меня его отбиваешь. Целуешься, валяешься с ним в койке, ревешь — вижу по глазам. И как я могу любить тебя после этого? — Она сделала паузу и сказала Отличнику: — Я сейчас буду переодеваться, но ты можешь не отворачиваться. С детьми даже в женскую баню пускают.

Нелли начала расстегивать пуговицы блузки.

— Но ведь Отличник не твой лично, Нелечка, — заметила Леля. — Я ведь могу немножко его полюбить, пока тебя нет.

— Как не мой? — удивилась Нелли. — А чей же? Кто его воспитал, родил, грудью вскормил, в конце концов?

— Отличник общий, — упрямо возразила Леля.

Когда Отличник вернулся в свою комнату, Игорь и Ванька уже проснулись. Игорь заправил кровать, сидел на ней и курил, стряхивая пепел в пепельницу, стоящую перед ним на стуле. Ванька тоже сидел на своей изрытой постели и бренчал на гитаре. У них обоих был такой вид, словно только что они сказали друг другу что-то очень неприятное. Следуя их примеру, Отличник тоже опустился на свою койку.

Ванька был босой, в мятых джинсах с расстегнутой ширинкой и в клетчатой рубашке, раскрытой по всей длине. Он внимательно глядел на гриф, по которому робко переступали его желтые прокуренные пальцы, и медленно, запинаясь, набирал на струнах мелодию романса «Белая акация». Ванька был одного роста с Отличником, но старше всех: старше Игоря на два года, Нелли и Лели на три, а Отличника — на целых шесть лет. Самым ярким впечатлением от его внешности была всклокоченная темно-рыжая борода, из которой торчал длинный нос. В противовес одетому Ваньке Игорь сидел на кровати в трусах и белых носках. Нo, в отличие от Ваньки, который носил простонародные, раздольные сатиновые «семейники», Игорь признавал лишь узкие плавки. Они очень шли к его поджарой, вытянутой фигуре с широкими плечами и узкими бедрами, к смуглой коже, щедро поросшей черным волосом.

Увидев Отличника, Игорь посмотрел на Ваньку и сказал:

— Иван. Вот пришел Отличник. Есть предложение начать серьезный разговор.

Ванька страшно не любил таких серьезных разговоров, в основном потому, что обычно его начинали воспитывать. Он уронил руку на струны, высыпав на пол оставшиеся ноты романса, и, глядя на гриф, запел дурным голосом, варварски себе аккомпанируя:

— Поговорить серьезно надо,

Ведь мы живем одной семьею,

И я вас всех давно затрахал

Своим дурацким поведеньем…

Некоторое время Игорь молча смотрел на Ваньку. Игорь был склонен к подобным эффектным театральным паузам. Ванька нервничал и злился.

— Ну, Иван, — начал Игорь, — будь так добр, расскажи, как ты провел миновавшую ночь.

Ванька механически колупнул ногтем струну.

— Хрена ли докапываешься? — грубо спросил он. Ванькина грубость была первым шагом назад.

Игорь, соответственно, сделал шаг вперед.

— Ну, поведай нам, с кем ты принимал алкоголь, в каких количествах? Поясни, зачем ты производил на черной лестнице нечеловеческий ор, из окна — бросание бутылки, в коридоре — выбивание дверей? Поясни нам, во имя чего все это?

— Во имя моей собственной охоты к этому, — пробурчал Ванька.

— Ну хорошо, Иван, — сдерживаясь, сказал Игорь. — Судя по всему, для тебя большую ценность, нежели Леля, Нелли, Отличник, в конце концов, я, представляют горячительные напитки вкупе с Гапоновым, Ринатом, Жихарем и иже с ними. Видимо, они за тебя беспокоятся, ты им дорог, они желают тебе помочь, даже если ты их не уполномочивал. Пусть так. Тогда узнай, дорогой друг, что с утра визитом доброй воли тебя лично почтила Ботова Ольга Васильевна, комендант.

— И чего этой глисте надо? — хмуро спросил Ванька.

— Она сообщила нам, что завтра состоится студсовет и тебя выселят из общаги.

— Хер они меня выселят, — уверенно сказал Ванька.

— Иван, позволь тебе напомнить, что ты живешь здесь четвертый год. Следовательно, ты знаешь, что этот акт имеет большую степень вероятности и проводится элементарно.

— Ну, выгонят, и плевать. Вернусь через день, и все.

— Сейчас начало сессии у заочников, Иван. Мест в общаге и так нет, а теперь тем более.

— Выгоню этого драного заочника, которого на мое место поселят, и барахло его в окно вышвырну, — более уверенно сказал Ванька, вдруг схватил гитару, заиграл и заорал:

— А пусть он, гнида, собирает

Да по асфальту свои шмотки,

Свои дырявые рубашки

И сорок пар носков вонючих,

А также свой будильник верный,

И туалетную бумагу,

И семь трусов своих семейных

Да по огромному пространству!..

— Прекрати ерничать, — продолжил воспитание Ваньки Игорь, переждав Ванькину серенаду. — Кого ты выгонишь, Иван? Селить будет Гапонов, и поселит он своего собутыльника, скажем, того же Жихаря. Ты Жихаря сумеешь выгнать, Иван? Подумай в меру своих возможностей.

— Не будет он селить его вместо меня. Бухали же…

— Не тешь себя иллюзиями, Иван. Он поселит. Ему на тебя наплевать. Какие они тебе друзья? Проглотят и не подавятся.

— Ладно, Игореха, я уже миллион раз это слышал… Ну и что? Вам-то что, а?