Обряды перехода - [44]
В случае, описанном ниже, видно, что промежуточный период обручения совпадает с аналогичным периодом инициации настолько, что время от начала инициации до оформления брачного союза составляет единый период.
У ваи в Либерии разделение полов в некоторых случаях обеспечивается тем, что девушка выходит из санди (sandy) лишь для того, чтобы выйти замуж. Санди — это сакральное место, в лесу, где поселяют всех девочек в возрасте до 10 (или около 10) лет и где они остаются до (или после) первой менструации. Как и мальчики в бели (belly)[373], девочки считаются там как бы мертвыми, так же как старые женщины, которые приходят их навещать; их обучают домашним делам и правилам интимной жизни; ежегодный праздник выхода из санди является «воскрешением из мертвых». Однако часто родители обручают девочку тогда, когда она находится в санди, и в этом случае она не выходит оттуда во время ежегодного праздника и должна оставаться там до первой менструации[374]. Об этом событии немедленно извещают родителей, они сообщают жениху, который посылает в санди подарки; девушку натирают ароматическими маслами, надевают на нее украшения. Родители приходят за ней к священному лесу. После церемониальной трапезы мать девушки ведет ее в хижину жениха; соитие совершается в то время, когда пируют обе семьи и их друзья; по завершении полового акта муж выходит из хижины и принимает участие в трапезе. Если обручение происходило после выхода из санди, совершалась такая же церемония[375].
Таким образом, у ваи период обручения накладывается на период инициации, и первая менструация дает возможность выхода из санди лишь в том случае, если девушка уже обручена; впрочем, для ваи физиологическая зрелость является законным условием для брака, как и для многих других народов. Более того, разделение обрученных обеспечивается священным характером санди.
Из всех этих описаний с очевидностью вытекает, что отдельные этапы свадебной церемонии и особенно главный этап — обручение имеют наряду с другими и экономическое значение. Кроме того, всякая свадьба — это переломный момент в социальной жизни именно потому, что задействованы не только два человека, но и достаточно обширный круг лиц. Во время свадебного празднества две группы действующих лиц перемещаются, обмениваются местами, что влечет нарушение равновесия. Это явление, мало ощутимое в наших больших городах, более заметно в удаленных уголках сельской местности. Там свадьбы являются поводом для прекращения работы, растрачивания сбережений, эмоционального всплеска, ломающего привычные будни. Подобное нарушение равновесия наиболее ярко выражено у тюрок и монголов или арабов (в оазисах) и, наконец, еще больше у полуцивилизованных народов, которые живут небольшими группами и тесно связаны между собой. Последствия свадьбы, сказывающиеся на жизни общества, отвечают в какой-то мере биологической теории Вестермарка и Гавелока Элиса и объясняют, как мне кажется, почему свадьбы устраиваются весной, зимой или осенью, т.е. в мертвый сезон, а не в момент полевых работ. Я не склоняюсь к полному отрицанию ни устойчивости древних периодов спаривания, ни влияния космических циклов, которые проявляются обновлением растительности и возбуждают сексуальность животных и человека. Но это почти не объясняет множества свадеб осенью, и все-таки часто говорят, что это время выбирают охотно, так как осенью закончены сельскохозяйственные работы, чердаки и лари полны, и холостякам предоставляется хорошая возможность устроить свою семейную жизнь на зиму. Поэтому я не могу принять довольно распространенную интерпретацию, согласно которой одновременные свадьбы значительного числа пар — это пережиток либо устоявшегося периода спаривания, либо форма древней групповой свадьбы, так как «первоначальный промискуитет» — это чистая фантазия.
Впрочем, мне кажется, что одновременное устройство многочисленных свадеб в один или два периода года уместнее сопоставить с другими церемониальными синхронизмами: праздником всех детей, родившихся в один и тот же день или в тот день, когда родился ребенок короля или принца (или в тот же месяц, или в тот же год); ежегодным праздником в честь женщин, родивших в один и тот же год (например, у лушеи); таковы же периодические праздники возвращения инициированных или годовщины инициации и особенно инициации многих детей одновременно, либо каждый год, либо каждые два-гри года и т.д.; ознаменование памяти усопших или ежегодный день поминовения мертвых[376]. Без сомнения, все эти акты имеют общее социальное значение. Система, о которой идет речь, и выражает этот общий социальный характер. Вместо церемоний с участием ограниченных групп (семьи, рода и т.д.) устанавливаются церемонии, в которых принимает участие все общество. Это, например, явствует из любопытных свадебных церемоний в оазисе Уаргла, тщательно описанных М.Биарне[377].
Иногда же, наоборот, события, происходящие в промежуточный период и во время обрядов обручения, весьма незначительны. Так, у гереро[378] юноша дарит девушке железное украшение, которое она прикрепляет к переднику; затем он не должен больше видеть ее до свадебной церемонии и заходить в ее крааль. Типичные элементы этой церемонии таковы: трапеза сугубо сакрального характера, свидетельствующая о солидарности девушки со своими подругами и своим родом; ни юноша, ни его друзья на ней не присутствуют. По окончании трапезы молодые люди приходят за девушкой и уводят ее в свои крааль. Затем следуют обряды включения девушки в новые домашний культ и племенное сообщество. После трапезы, но еще до супружеского соединения, которое происходит в краале мужа, мать надевает дочери «головной убор» и одежду замужней женщины; новобрачный передает матери «девичий передник» своей супруги. Гереро, организованные в тотемические кланы, выплачивают калым.
