Обрусители: Из общественной жизни Западного края, в двух частях - [58]

Шрифт
Интервал

— Ну, a он как? Неужели не возбудит дела? — спросил Орлов.

— Зыков, стоя в дверях, пожал плечами: — ихних законов не разберешь; говорит неподсудно… И ведь хороший, кажется, человек, a путается; уж очень много статей им понаписали — ну, и сбились совсем.

ХVI

Скандал с овсом, благодаря Зыкову, который везде кричал, что Бог ему помог поймать «подлеца-чинодрала», необыкновенно быстро распространился по городу и на другой же день, путем девичьей и кухни, достиг ушей «пани маршалковой». Пани вскрикнула и побежала к мужу.

— Каков, негодяй, Зыков, Pierre! — И она рассказала известную историю с овсом.

В первые минуты Петр Иванович растерялся до такой степени, что тотчас же хотел ехать в волость. Он краснел, бледнел и путался, как пойманный школьник: овес, прокурор, мужики, лампада, Зыков — все это слилось в его мозгу в одно мучительное представление, которое он выразил одним словом: попался! — попался! попался! твердил он в нервном испуге, сбитый с толку этой неожиданностью и пил стакан за стаканом холодную воду. Холодная вода его несколько образумила: он выкурил папироску, послал за Скорлупским и написал коротенькую записочку судье Ивану Тихоновичу, который все знал, все слышал из уст самого Зыкова, и только ждал случая проявить свою юридическую компетентность. Оба пришли немедленно. Но мнения разделились. Судья советовал начать атаку, не дожидаясь нападения со стороны прокурорского надзора, — на что он втайне надеялся, несмотря на отзыв Зыкова, — a Скорлупский советовал, не вдаваясь в амбицию, подождать.

— Поговорят, поговорят, да и перестанут! У нас еще набор на руках, — показал он на семейные списки, красовавшиеся на письменном столе Петра Ивановича. — Вот кабы его самого подвести?… Тогда другое дело!..

«Пан маршалок», уже значительно успокоенный, еще раздумывали, как ему поступить, когда вдруг узнал, что неосторожный ротмистр Зыков сам идет на удочку. Иван Тихонович торжествовал: — a что? Я говорил! Как же упустить такой случай? — твердил он Петру Ивановичу. И они вместе стали обсуждать план предстоящей компании.

Прошло несколько дней, во время которых между сторонниками «пана маршалка» шла какая-то подпольная работа: г. Скорлупский, забыв о наборе, бегал с озабоченным видом из дома в дом; судья Иван Тихонович, всегда готовый помочь там, где угнетали невинность и не брезгавший никакими развлечениями, носился со сводом закона по утрам, a вечером ходил в клуб и чутко прислушивался к общественному мнению; старик Гусев и прочие члены опеки были готовы каждую минуту приступить к облаве, по первому знаку. Наконец, все было готово.

— Душенька, — сказал Петр Иванович, входя с возбужденным лицом в комнату жены, — у меня кое-кто собрался, надо бы закусочку… — И, увидев спускающихся с горы исправника и протоиерея, поспешил их встретить в передней, где уже снимал шубу судья Иван Тихонович и стояли члены опеки, не решаясь войти в зал без приглашения.

Усадив гостей, Лупинский немедленно приступил к делу.

— Господа! — начал он, чувствуя себя полководцем в день решительной битвы, — мне передавали, что ротмистр Зыков…

— Да! — представьте себе, подхватил приятным тенором протоиерей, обращаясь к судье и запахивая свою лиловую рясу — представьте себе, публично, без всякого стеснения…

— Слышал, слышал! — с видом сожаления и не давая ему договорить, словно щадя Петра Ивановича, кивал головою Иван Тихонович.

Но священник не понял и продолжал:

— Десять, говорит, человек, перед образом показали, что привезли овес даром… Вот они тоже слышали! — кивнул он на исправника.

— Собственными ушами! — пробасил, тяжело дыша, страдавший одышкой исправник.

— Слышали и мы! — сказал старик Гусев, показав рукой на членов: — и готовы под присягой…

— Помилуйте, да ведь, этак нельзя: хоть он там и ротмистр, хотя и говорят Рюриковой крови, — прибавил сердито исправник,

Петр Иванович поднялся и, опершись обеими руками на стол, с чувством заговорил: — я вам весьма благодарен, господа, за выраженные чувства но, — продолжал он взволнованно, с легким дрожанием в голосе, — одного засвидетельствования его дерзких слов недостаточно, надо доказать, что это была ложь, надо его подвести под ст. 7896.

— Ст. 7897, - поправил Иван Тихонович.

— Да, ст. 7897. Мы, вот, говорим с Иван Тихоновичем… Я надеюсь на вас, отец Илья, на ваше убедительное слово крестьянам Сельницкаго общества, — сказал Петр Иванович, смотря на протоиерея в упор, словно его понукая.

— Готов по мере моих сил, — ответил с достоинством протоиерей и приложил руку к тому месту, где у него на груди висел наперсный крест.

После Лупинскаго заговорил судья.

— Ваше влияние, отец Илья, на паству таково…

— Что мы на вас возлагаем все надежды! — докончил Петр Иванович и, не давая священнику возразить ни слова, стал с жаром объяснять, как все надо сделать.

План был очень прост: отцу протоиерею надлежало, не теряя времени, съездить в деревню Сельники и там убедить крестьян, что они никогда «пану маршалку» ничего даром не доставляли и — самое главное — ничего подобного никому не говорили. Протоиерей видимо колебался: расправив свои завитые волосы, он готовился что-то возразить, когда явившаяся кстати «пани маршалкова» пригласила закусить. Все перешли к столу, в соседнюю комнату, и там, под неотразимым влиянием подноса с закуской, протоиерей, не умевший устоять против соблазна старой водки и портвейна, поддался духу лжи и, вместе с Петром Ивановичем, напутствуемый юридическими познаниями судьи Ивана Тихоновича, подкреплявшего каждое свое слово наизаконнейшей ссылкой, — они сочинили такую стратегическую махинацию, которая решительно должна была уничтожить весь военно-прокурорский комплот Шольца и Зыкова.


Рекомендуем почитать
Нос некоего нотариуса

Комический рассказ печатался в 1893 г. в журнале «Вестник иностранной литературы» (СПб.) №№ 2, с.113-136, № 3, с.139-186, переводчик Д. В. Аверкиев.


Заколдованная усадьба

В романе известного польского писателя Валерия Лозинского (1837-1861) "Заколдованная усадьба" повествуется о событиях, происходивших в Галиции в канун восстания 1846 года. На русский язык публикуется впервые.


Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям.


Рождение ньюйоркца

«Горящий светильник» (1907) — один из лучших авторских сборников знаменитого американского писателя О. Генри (1862-1910), в котором с большим мастерством и теплом выписаны образы простых жителей Нью-Йорка — клерков, продавцов,  безработных, домохозяек, бродяг… Огромный город пытается подмять их под себя, подчинить строгим законам, убить в них искреннюю любовь и внушить, что в жизни лишь деньги играют роль. И герои сборника, каждый по-своему, пытаются противостоять этому и остаться самим собой. Рассказ впервые опубликован в 1905 г.


Из «Записок Желтоплюша»

Желтоплюш, пронырливый, циничный и хитрый лакей, который служит у сына знатного аристократа. Прекрасно понимая, что хозяин его прожженный мошенник, бретер и ловелас, для которого не существует ни дружбы, ни любви, ни чести, — ничего, кроме денег, презирает его и смеется над ним, однако восхищается проделками хозяина, не забывая при этом получить от них свою выгоду.


Мой невозвратный город

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.