Обрусители: Из общественной жизни Западного края, в двух частях - [23]

Вечером, когда Мина Абрамовна снаряжала маленькую экспедицию в дальнею дорогу, к Петру Ивановичу собрались разные представители уездной администрации: пришел исправник, товарищ прокурора и, наконец, судебный следователь, только что приехавший из своего участка, к которому принадлежала взбунтовавшая волость.

— Слышали, господа, какова новость? — встречал гостей Петр Иванович, пожимая им руки с своею обычной торопливой манерой.

Н-да! — произнес прокурор, высокий, болезненного вида брюнет, вечно с пилюлями в кармане, — неприятный казус. Ведь это открытое возмущение, — прибавил он, кладя на окно свою темно-зеленую фуражку.

— Бунт! прямой бунт! — гудел басом старый исправник, с утра до вечера отдававший водкой, как старая, пропитанная сивухой бочка. И у кого же? — продолжал он, захохотав. — У образцового посредника Гвоздики! Извольте видеть: взбунтовались потому, что старшина не понравился, — каковы нынче мужички, а? Сегодня не понравился старшина, завтра не понравится исправник, a там, смотришь, и посредника по боку.

— По моему, тут надо искать причины глубже, — сказал следователь, молодой человек угрюмого вида в высоких, по дорожному, сапогах, которые видимо шокировали чопорного «пана маршалка».

— Вы когда из участка? — спросил Петр Иванович, косясь на сапоги.

— Третьего дня. Узнал все на дороге от станового.

— Да где же сам виновник… то бишь, посредник? Где наш Михаил Иванович? — восклицал, с лукавой усмешкой, любивший пошутить старый исправник.

— В Киев за велосипедом поехал, — с тою же угрюмой миной сказал судебный следователь, не замечая сердитого взгляда «пана маршалка».

— Та-та-та! — воскликнул опять исправник, обводя присутствующих своими добродушными, подслеповатыми глазами. Изволите видеть, какие вещи: он за велосипедом поехал, a мы тут расхлебывай кашу, которую он заварил.

Такое легкомысленное отношение к делу не нравилось Петру Ивановичу: оно словно умаляло важность того события, в котором он собирался играть роль, и «пан маршалок» дал это почувствовать.

— Послушайте, Кирилла Семенович, вам однако необходимо немедленно туда отправиться — сказал деловым хоном, озабоченно и несколько начальнически Петр Иванович. Дело серьезное и не терпит отлагательства.

— Ну, так что же? Поеду и усмирю… Когда я служил в Борисове…

— Я думаю, сначала мерами кротости, — внушительно произнес «пан маршалок», останавливая исправника взглядом.

— Нет уж, покорно благодарю! — воскликнул тот. Когда я служил в Борисове, так мне за эти меры кротости задали такого трезвона, что уж теперь слуга покорный…

— Что ж вы их расстреливать хотите? — спросил судебный следователь, смотря насмешливо из-под очков на расходившегося старика.

Но Кирилл Семенович ни на кого не обращал внимания:

— Мерами кротости? Как бы не так! На каторгу мошенников! нагайками, сквозь строй, по николаевски! — выкрикивал он, свирепо ворочая глазами и не замечая, что прокурор морщился от одного представления этих экзекуций — Нашли время, когда толковать о мерах кротости!..

— Послушайте, господа, — перебил его прокурор, — не поехать ли нам всем вместе, как вы думаете, Петр Иванович?

— Я непременно поеду! — поспешил сказать «пан маршалок», боясь, как бы не отнесли к кому другому почина его поездки.

— Непременно-с. Я только жду инструкции от Михаила Дмитриевича на посланную эстафету.

— Ехать, так ехать! Какие там еще инструкции? — И Кирилл Семенович потянулся за своею фуражкой.

— Ура! — раздалось в эту минуту за дверью и в залу вошел только что назначенный посредник Грохотов, кадет в отставке, пьяница и шут. — Слышал, слышал, знаю! — весело кричал он, здороваясь и швырнув на рояль свое кепи и хлыст. — Бесподобно! adorable! Ай да Гвоздика! ведь он их порол не на живот, a на смерть, закрепостил совсем!..

— Да откуда вы все это знаете? — спросил его холодно Петр Иванович, чрезвычайно раздосадованный разоблачениями Грохотова.

— Да уж секретничать-то теперь нечего: само наружу вылезло… Ай да Михаил Иванович! Нет Овсянский-то, Степан Петрович-то в каких дураках! ведь он мне Гвоздику-то образцом ставил: у Гвоздики, говорит, тишь да гладь да Божья благодать, ан благодати-то…

— Да полно вам паясничать! — остановил его прокурор.

— Ан благодати-то оказалось меньше всего. Петр Иванович! А ведь нам это с вами на руку, а? — подмигнул он ему. Медаль сорвали! каковы подлецы! ведь это, батюшка, по вашей части, — обратился он к прокурору, фамильярно хлопнув его по коленке.

Прокурор, только что проглотивший пилюлю, с неудовольствием от него отодвинулся.

— Откуда вы все это знаете? — повторил раздражительно Петр Иванович, видя, что административная тайна выброшена на улицу и вскоре, вероятно, станет достоянием толпы.

Грохотов захохотал.

— Вона! Откуда знаю? Да Колобов вчера на площади во всеуслышание кричал!.. Эк хватились; откуда знаю! Мне удивительно: как вы-то этого не знали?!.

Петр Иванович был почти сконфужен, не, не выдавая своего волнения, он произнес: — Итак, господа…

Затем он поднялся, как-бы давая этим понять, что говорить довольно и пора действовать.

Гости взялись за фуражки. Но Грохотов не унимался.

— Вы хоть-бы водки дали, Петр Иванович? — сказал он вдруг совсем серьезно, оглядываясь на пустой стол. — Этакое дело — да не выпить!..