Обрусители: Из общественной жизни Западного края, в двух частях - [19]

— Вы, ребята, чего ждете? — сказал он, собрав у себя вечером в хате знакомых нам братьев Бычковых, Филиппа Тилипута, Степана Черкаса, Ивана Хмелевского, Петра Подгорного и веселого парня Василия Крюка, из соседней деревни. — Чего ждете? ведь в правление на счет Кулака бумага пришла.

— Какая бумага? — спросил Черкас.

— Настоящая казенная бумага за печатью. Нешто не слыхали? — искренно удивился Скудельников.

— Откуда нам слышать? вот коли раскладка какая, так живо скажут, — покачал своей старой, много вынесшей головой Петр Подгорный.

— Кабы только раскладка, а то и того хуже! — вздохнул непризнанный наставник, стараясь возбудить интерес слушателей.

— Да ты говори толком, чего тянешь! — сказал с сердцем нетерпеливый Иван Хмелевский.

— Ах, братцы! — уж очень мне вас жалко-то! A не сбегает ли кто за косушкой? — переменил он тон. — Ей Богу, всего разломило…

— Какая теперь косушка ночью?! ведь выдумали..

— Сказывай, в чем дело-то! Завтра поднесем: не уйдет…

— Ну, смотрите же: завтра, так завтра! A в том дело, что коли Сидор — чтоб его черти взяли! — дослужит старшиной третье трехлетие, сказано в той бумаге, то быть ему после того дворянином, повесят ему медаль, либо какой орден, и тогда уж фью!.. засвистал Скудельников. — Тогда уж от него ни пестом, ни шестом!.. И выбирать не допустят: на век старшиной закрепят.

— Да как же это так? — спросили в один голос изумленные мужики. — Каким манером?

— Таким манером, что как утвердят его па этой должности, так уж по закону, стало быть, до конца, т. е. до самой его смерти. Вам выходит терпеть, a ему с вашей глупости богатеть.

— Да как же так, Лука Михеич?

— Наладили одно: да как же так? Говорят вам: бумага пришла, ну?

У мужиков от такой новости и руки опустились. Это было, разумеется, нелепо; Скудельников сболтнул первое, что попало на язык, почти всегда пьяный; но разве крестьяне могли отнестись критически к какому бы то ни было вздору? Они знали, что Лука Михеич человек грамотный, всякие книжки может читать, ходит в сюртуке, курит папироски, поет на в клиросе и у посредника первый гость. Ему ли не знать такой важной новости? Они ему поверили, a Скудельников, измыслив вздор, решился в своих видах поддерживать его.

— Где же ты, Лука Михеич, эту бумагу читал?

— Где читал? Само-собою в правлении: Михаил Иванович показывал.

— Може это еще так только? — сказал нерешительно Степан Черкас.

Эх ты! — покачал на него головой Скудельников. — A еще законником считаешься; ну, где же это видано, чтобы такие бумаги так писались!

И он встал, делая вид, что с такими людьми нечего попусту слова тратить. Уловка удалась, и мужики схватились за Скудельникова, видя в нем какое ни на есть спасение от нагрянувшей беды.

— Постой, постой, Михеич! Что же ты так? да ведь того… заговорили мужики.

— Да уж это, братцы, должно верно: Лука Михеич не станет врать, — сказал Хмелевский. Мне вот и жил намедни сказывал, что Кулак новый кафтан сшил, куда, говорит, длиннее прежнего.

— Новый кафтан? уж это беспременно к чему нибудь.

— Вестимо не без причины, — прибавил Василий Крюк.

— Вон сами видите, куда пошло! — сказал довольный неожиданным оборотом Скудельников.

— Так как же ты думаешь, Лука Михеич, как же нам теперича?…

— Мне что же за вас думать! Как себе знаете… Вон дядя Гаврик за вас подумал, да и поплатился.

— A он, братцы, слышно, все хлопочет, — перебил Скудельникова Черкас, состоявший, по прежней должности сельского старосты, в большой дружбе со сторожем Еремкои. — Тимофеич сказывал: все хлопочет, все хлопочет… В Питере, говорит, самому наибольшему генералу просьбу подавал…

— Ну, что ж он, генерал-то? — спросили с любопытством мужики, чувствуя себя виноватыми перед дядей Гавриком.

— Да ничего, выслушал. Выслушал, да и говорит: вижу, говорит, что ты пострадал за правду a помочь тебе ничем не могу, потому нет, говорит, таких законов, чтобы сделанное переделать можно. — Как же это так, ваше графское сиятельство? спрашивает. Ну, тут генерал махнул рукой и отошел прочь. Бумага об этом самом была в правление прислана, на счет, значит, приговора… Ну, Курочка отписал, что все это мол верно, так точно и было, но человек этот в роде как бы не в своем уме и приключилось ему это повреждение от водки…

— Вот, братцы, напраслина то! — воскликнул Хмелевский.

— Вот видите, каково вам советовать-то! Нешто вы свою пользу понимать можете? — начал Скудельников. — Где ваше понятие?

— Понятие-то у нас може и есть, да и с понятием-то ничего не поделаешь, — сказал Петр Подгорный и глубоко вздохнул, — Вот ты созвал нас, рассказываешь, a как нам об тебе понимать: злодей ты нам, или нет? — спросил он сурово, — вдруг поднявшись и подходя к Скудельникову. — Коли не злодей, так должен нам путь указать, потому ты больше знаешь, мы народ темный, нас всякий может и обмануть, и обидеть…

В голосе старика звучала такая грустная нота, что Скудельникову стало на минуту совестно, но он тотчас же победил эхо чувство.

— Что мне вам путь указывать? Вам сказано, что коли Сидор дослужит еще трехлетие, так запишут его в дворяне, и тогда уж от него не отвертитесь…

Мужики переглянулись, словно спрашивая: что же тут делать, когда дело решено без них?