Обручев - [90]

А эти дерзкие фельетоны и статьи в томской газете, подписанные «Ш. Ерш»? Остроумно, конечно, по-французски получается «шерш» — ищи! Нечего искать. Кто не знает, что автор этих вещей Обручев!

Все, что думает и говорит о нем Лаврентьев, Владимиру Афанасьевичу было хорошо известно. Он понимал, что рано или поздно с ним сведут счеты, но вести себя по-другому не мог. Часто он слышал, что его называют скромным, простым, доступным, добрым, деликатным. Но те, кто не скупился на лестные эпитеты, часто не знали, что добрый и деликатный Обручев кривить душой не станет ни при каких обстоятельствах и самое грозное начальство не заставит его поступать вопреки убеждениям.

В путешествии он понемногу отрешался от всех томских событий и находил утраченное душевное спокойствие.

В Чугучаке по-прошлогоднему радушно встретил его консул Соков и опять сделал для экспедиции все, что было возможно. Трогательно обрадовались Гайса и Абубекир. Ни минуты не раздумывая, они согласились опять сопровождать путешественников.

Отряд пошел на восток по реке Эмель и пересек долину, отделяющую горы Барлык и Уркашар от гор, вернее плоскогорья Джаир. Здесь в ущельях им попадались интересные вулканические породы — мела- фиры. Они были чудесного темно-лилового цвета, а одна среди них в точности походила на голову великана с глазницами и ртом. Поднимаясь на самый верх ступенчатого Джаира, любовались причудливыми скалами, которые запомнились Сергею. В долине реки Ангырты видели бывшие золотые разработки, брошенные шахты и поселки. Обручев решил, что граниты Джаира, охлаждаясь на большой глубине, трескались и пропускали горячие пары и газы, насыщенные растворами кварца и золота. Они-то и отложились в трещинах, где образовались изломанные жилы кварца с золотыми вкраплениями.

Очень часто попадались слои песчаника, пропитанного нефтью, а у подножья Джаира Обручев нашел и выходы жидкой нефти и асфальтовые холмы, состоящие из уже выветрившейся затвердевшей нефти и песка. О том, что в Джунгарии имеется нефть, до сих пор никто из геологов не знал. Но оказалось, что здесь люди об этом богатстве осведомлены и даже собирают его, хотя и очень кустарно. Гайса рассказал, что в этих местах долго жил в одиночестве китаец, совсем как отшельник. Он обходил холмы, ложкой собирал из ям нефть и продавал ее людям из Чугучака. Они изредка приезжали за ней с большой бочкой. Нефтью смазывали колесные оси, жгли ее в светильниках, асфальтом заливали полы.

В поселке Чумпадзе видели золотопромывочную фабрику. Ее директор — китаец принял их на ночлег охотно и даже съездил с гостями на рудник, где Обручев не упустил случая спуститься в шахту. Как обычно, бедное, полуразоренное хозяйство...

Поднимались на перевал Салькен-Тай, затем по долине реки Кобу дошли до гор Семистай. Там видели следы древнего оледенения и чуть не были затоплены внезапно разлившейся от дождей рекой Кобук. Потом — горы Хара-Сырхэ и Хара-Арат, и вот они здесь, на этом солончаке, у стен странного города...

Экспедиция этого года, идет на редкость слаженно, спокойно и приносит много замечательного материала. Завтра исследование города... Сережа правильно сказал — чудо. Все время кажется, что действительно идешь по вымершему городу. Когда-то здесь шла жизнь, а теперь ни души, только ветер гуляет. «Где ныне мчится лишь эол — жилец небес», — вспоминает он Пушкина. Людей здесь никогда не было, а эол, мчась века и века, через дикие холмы, создал необыкновенный город... Так и нужно назвать это место — эоловый город.

Довольный так удачно придуманным названием, Владимир Афанасьевич крепко и спокойно уснул.

Встали все на заре. Прежде всего нужно было выбрать место для лагеря, позавтракать и напоить животных. Гайса повел их к востоку, где сравнительно недалеко от реки Дям виднелась большая роща. Он уверял, что там есть колодец.

Но вода сильно пахла тухлыми яйцами, была мутна и солоновата. Лошади и мулы, измученные жаждой, почти не притронулись к ней.

— Нет, так дело не пойдет, — сказал Усов.

— Зачем говорить «не пойдет дело»? — горячился Гайса. — Не только пойдет — побежит бегом. Сейчас чистить будем. Тут зимовка у калмыков. Теперь они в горы ушли на летовку, воду никто не берет, протухла... Давай, Абубекир!

Воду вычерпали до дна, покрытого густой, с отвратительным запахом грязью. Мускулистый, загорелый Абубекир разделся и, ухмыляясь, спустился в колодец с лопатой и ведром. Понемногу он вычерпал всю грязь и вновь набравшуюся воду. Подождали немного, и в колодец просочилась вполне сносная вода. Животные пили долго и жадно, а следующая порция воды, добытой из колодца, годилась и для чая.

— Ну, а теперь в эоловый город! — скомандовал Обручев. — Гайса, а как его здесь называют?

— Место называется Орху. И говорят, что город построили злые духи.

— Ну, так едем смотреть их постройки.

При дневном свете эоловый город казался не менее фантастическим, чем в сумерки.

Глинистый мелкозернистый песчаник — сравнительно мягкая порода. Поэтому выветривание и создало здесь столько удивительного. Никогда еще Обручев, повидавший в своих поездках немало причудливых «ветровых скульптур», не видел такого множества их в одном месте. Город занимал несколько километров. Он был прорезан улицами и переулками, выдутыми ветром. Были даже площади. В центре города возвышался большой откос, разрезанный ложбинами. Отдельные части его, неодинаковой высоты, походили на громады старого замка, с крышами разного уровня, с колоннами и бойницами. Близ этого «Замка хана» стояла большая квадратная башня. Ее назвали Бастилией. Было много «памятников», «часовен», «сфинксов». Одна громадная фигура напоминала сидящую закутанную женщину.