Обручев - [24]

— Отдыхайте, ребята.

Ругевич, вернувшись, проверял сделанное без него, всякий раз оставался недоволен и пробирал Обручева за поблажки рабочим. Владимир слышал, как старый землекоп сказал однажды товарищам:

— Опять инженер жучил студента за нас. Чистый Ругевич, недаром прозванье дано...

Между тем, несмотря на работу без отдыха, несмотря на розыски, Обручев не находил никаких признаков угленосных пород. Ругевич, видимо не полагаясь На практиканта, решил сам проверить его наблюдения. Они отправились в лес вдвоем. Инженер внимательно всматривался в почву, но выхода коренных пород нигде не было. Землю покрывали толстые подушки мха, много было поваленных деревьев, валежника, часто путь преграждал густейший мелкий подлесок. На вершине горы тоже ничего не нашли, хотя блуждали долго.

Ругевич вынужден был согласиться с нерадостными выводами Обручева и решил возвращаться домой. Однако это оказалось не так просто. Колеся по лесу в разных направлениях, они потеряли путь и теперь не знали, куда идти. Ругевич совсем помрачнел, а Владимир, вспомнив, как однажды он вывел из лесу тетю Машу и Сеченова, взобрался на громадную сосну, огляделся и крикнул:

— Там на юге понижение! Это, должно быть, долина реки. Ну да, это Сим! Надо брать вправо.

— Если это и Сим, — возразил Ругевич, — идти нужно, во всяком случае, влево.

— Ну как же так? Непременно вправо!

Они долго спорили. Владимир утверждал, что, по его мнению, понижение вдали и есть та самая излучина Сима, возле которой стоят их балаганы, и нужно, конечно, идти вправо, чтобы до них добраться. Ругевич с неохотой последовал за студентом, ворча, что, несомненно, они идут неправильно и окончательно заплутаются. Однако Владимир молча уверенно шел вперед, и довольно скоро они вышли к месту работ. Завидев балаганы и людей, инженер удивленно глянул на Обручева, а тот втайне торжествовал. Значит, он умеет ориентироваться на местности, как и подобает настоящему путешественнику!

Вскорости разведку посетил сам заводчик Балашов. Это был плотный, по-видимому, самоуверенный человек, в элегантном дорожном костюме, английских ботинках и чулках. Дружелюбно поздоровавшись с Ругевичем и небрежно с Обручевым, он едва ответил на приветствие рабочих и начал обходить шурфы и разрезы. Водил его Владимир.

От одного разреза к другому нужно было или идти по воде вдоль берега, или подниматься на косогор и снова спускаться. Владимир, обутый в высокие сапоги, всегда выбирал первый путь. И на этот раз он так повел хозяина, не без злорадной мысли, что этот франт сейчас запросит пощады. Но, к его удивлению, Балашов, несколько поколебавшись, безропотно двинулся за ним. Изрядно промочив ноги, он все же ни словом не упрекнул студента, зато Ругевич вечером долго пробирал Обручева за мальчишество, а рабочие, поглядывая на Владимира, усмехались.

Выгодные для разработки пласты угля найдены не были. Балашову пришлось согласиться с тем, что дальнейшая разведка бессмысленна. Уезжая, он приказал ее прекратить и засыпать уже заложенные шурфы.

Владимир доказывал инженеру, что неудача в этом месте еще ничего не означает. Пласты могли простираться по склону горы на север, и следовало попытать счастья там.

Ругевич слушал невнимательно. Он, кажется, был доволен, что неинтересная работа кончилась, и удивлялся дотошности студента, желавшего во что бы то ни стало найти этот ненужный им обоим уголь. Он поспешил рассчитаться с Обручевым, и, к великому огорчению, Владимир получил так мало, что едва могло хватить на дорогу до Петербурга. А он-то мечтал посмотреть какую-нибудь угольную копь, увидеть добычу угля и описать ее в своем отчете!

Подумав, Обручев напрямик сказал Ругевичу, что считает оплату несправедливой. Работал он добросовестно и по существующим расценкам должен получить больше. Инженер, видимо, не ожидал «бунта», был слегка смущен и без возражения добавил Обручеву несколько десятков рублей.

Владимир уехал с разведки со странным чувством.

Он понимал, что это время, проведенное на Урале, — обычная студенческая практика, однако для него она превращалась в событие, полное глубокого значения.

На Симском заводе он впервые увидел, что такое труд рабочего. Эти горячие цехи, домны, горны, прокатные станы... «Современный ад», как был назван металлургический завод в статье одного журналиста!

Да, пожалуй, теперь, слыша слово «ад», он будет представлять себе именно такой завод!

Как ничтожен там человек! Как он целиком взят беспощадной изнурительной работой! Без него завод не смог бы действовать, и все же и ум и сила человека там не главное. Главное — металл! Он диктует людям поведение. Он обжигает палящим жаром лица, сушит глаза, заставляет людей отбегать, чтобы не достигли их жалящие искры. Он приказывает ворочать огромными щипцами раскаленные, немыслимо тяжелые крицы и поворачиваться быстрее, иначе он может остыть. Он велит, не мешкая, бить по себе молотами, тянуть изо всей силы раскаленные железные полосы.

Тяжелый, нечеловеческий труд! А ведь его можно было бы облегчить. Воздух! Свет в цехе! Специальная одежда рабочим! Душ! Хорошая пища! Более короткий рабочий день! Все это могло бы сделать непосильный труд сносным... «А может быть, даже интересным?» — спрашивал себя Владимир. Ведь, по существу, процесс превращения руды в металл захватывающе интересен. Если бы он не был так связан с людскими страданиями!..