Обрести себя - [200]

Щеки у Викторицы стали сизые, угри отчетливей выделились на лице. Кусок застрял у нее в горле, она закашлялась. Рискуя подавиться, пробормотала:

— При таком языке да ума бы! Тогда не собирала бы с нами табак.

— Замолчите вы! Хватит, как маленькие! — закричала Иляна. И, нагнувшись к уху младшей сестры, словно собираясь сообщить секрет, прибавила громко: — Дурочка, как ты можешь такое говорить?!

— Ты умнее!

— Замолчи, я старше тебя! Викторица, давай проучим ее!

С внезапным задором она вмиг вскочила, схватила Анку за плечи, повалила, повернула лицом вниз и придавила к земле, шутливо спрашивая:

— Будешь еще? Будешь?

— Буду.

— А сейчас?

— Буду.

— Викторица, дай пучок травы, мы ей рот заткнем.

Та со смехом протянула Иляне стебельки дикого овса. Анка, прижатая к земле, кричит, дрыгается, вырывается.

— Будешь почитать старших, чертово отродье? — продолжала настаивать Иляна. — Будешь? Будешь?

— Буду, пусти!

— Мир?

— Мир.

— Целуй Викторице руку и проси прощения.

— Сначала отпусти.

Вырвавшись, Анка показала сестрам язык и бросилась бежать. В азарте Иляна погналась за ней. На полотенце остались, засыхая, остатки брынзы, огурец, хвостики лука. Девушки забыли о еде. Они увлеклись игрой, словно козы, резвясь на поле. Викторица любуется ими, их юностью, оживлением. Ей и самой хочется побегать с ними, да как-то неловко — слишком взрослая. В конце концов не выдержала и она, схватила кувшин с остатками воды, заступила дорогу сестрам, плеснула воду на Анку, облила и подбежавшую Иляну. Быстрые и увертливые, они хохоча носятся по полю. Наконец, угомонившись, мокрые от воды и пота, растянулись на траве.

На меже в одиночестве заканчивал трапезу Микандру. Шум привлек его внимание, и он, уже не сопротивляясь, дал волю глазам. Пусть глядят сколько влезет.

Неожиданно Викторице пришла идея:

— Знаете что? Давайте пойдем к нему!

— Я не пойду, — сразу же сказала Иляна, хотя имя Микандру не было названо.

— Пошли все втроем, может, примирим их.

— Сказано, не пойду!

Но мысль старшей сестры уже увлекла и младшую:

— Не ломайся, пойдем. Интересно, что он скажет, когда мы подойдем?

— Оставьте меня в покое, никуда я не пойду.

— Мы тебя свяжем и понесем.

— Да ну вас, вы что, в своем уме? Некрасиво.

— Что некрасиво?

— Чтобы я ему кланялась.

— И не надо, ты положись на нас — все в порядке будет.

— Да неудобно как-то.

— Попытка не пытка. Да и что тут плохого?

— Ладно, только вы идите впереди, вроде мы прогуливаемся.

Увидев направлявшихся к нему девушек, Микандру быстро надел рубашку, отодвинул кастрюлю в сторону и принял непринужденную позу, притворяясь, что не замечает их.

— Добро лениться, бадица, — пожелала Анка издалека.

Парень поднял голову и изумленно оглянулся.

— А, это вы? Три русалки. Милости прошу к нашему шалашу.

Он изо всех сил старался казаться спокойным, но сердце стучало так, что казалось, вот-вот пробьет грудную клетку.

— У этих русалок руки в мозолях и носы облуплены, — пожаловалась Анка, прислонившись к культиватору.

Микандру, не вставая, поднялся на локте, дотянулся до лапки культиватора и начал отковыривать от нее налипшую землю, всем своим видом показывая, что ничто иное его не может интересовать в этот момент. Уже спустя некоторое время ответил Анке:

— Таковы русалки в наш век.

— Тяжелый век, — вздохнула Анка.

— Это только кажется с непривычки.

— Тебе легко говорить, ты уже пуд соли съел на этом поле.

— Ничего, и ты съешь. Или думаешь, раз окончила десятилетку, так тебя вместо иконы повесят? Десятилетка нынче не стоит мерзлой луковицы. Это минимум знаний, который обязан иметь каждый. Так что нос не задирай, нечем еще гордиться.

— А я и не собираюсь…

— Я лучше тебя знаю.

— Как же это?

— По этой вот линии, что пересекает твой лоб.

— А еще что ты видишь?

— Что у тебя красивые брови. И губки что надо.

В нем проснулись черти, и он нарочно старался показаться развязным и нагловатым, чтобы не выдать своего волнения. В конце концов, если они и обидятся, ему-то терять нечего. Но Анка не из тех, что робеет перед парнями, она ответила ему в тон:

— Здорово же разжирело твое нахальство с тех пор, как не встречались.

— А что, вполне возможно. Дай погадаю, красавица.

— Я и так все знаю.

— Погадай лучше мне, — отстранив Анку, протянула ему руку Викторица. Она боялась, как бы Анка не испортила все дело — уж слишком зубастая.

Иляна остановилась в нескольких шагах от них, измеряя глазами, достаточное ли для сохранения ее достоинства расстояние до Микандру. А тот делал усилия, чтобы не глядеть в ее сторону. Он нахально взял руку Викторицы и спросил:

— Что предсказать? Суженого?

— Если знаешь, скажи.

— Знаю, только боюсь разгласить тайну.

— Почему?

— А то не исполнится предсказание.

— Хвастунишка, хочет продать огороднику сельдерей! — Викторица обернулась к Анке: — Пошли, Анка, посмотрим кукурузу, может, уже испечь можно.

И не успел Микандру глазом моргнуть, как остался наедине с Иляной.

Смелость и речистость мгновенно пропали, он с трудом выдержал взгляд девушки. Куда девалась его храбрость! Несколько минут они враждебно смотрели друг на друга. Молчание затянулось, даже кустик дурмана насторожился, ожидая их примирения. Мягкий ветерок легко прошелестел в кукурузе. Крохотная тучка, словно тающий дымок, баловалась с солнцем, стараясь закрыть от него землю.